Выстрелы в замке Маласпига

Энтони Эвелин

– Почему они не допросили самого герцога? – спросила Катарина и тут же поняла, сколь наивен ее вопрос.

– Потому что в этом деле замешан он сам, – ответил Бен Харпер. – Именно он был отправителем коллекции антикварных товаров в Соединенные Штаты. В этом нет ничего противозаконного – настораживает только личность водителя грузовика, уже уличавшегося в контрабандной перевозке наркотиков.

Не имея достаточно веских доказательств, итальянская полиция не решилась допросить герцога и прекратила расследование. На том все и закончилось – пока не произошло другое совпадение. Один из флорентийских полицейских из отряда по борьбе с наркотиками прочитал в полицейском донесении, что водитель грузовика был удавлен в заброшенном складе в Генуе через неделю после его задержания таможенниками.

Этот итальянский агент, человек крепких убеждений и непоколебимой

верности, был хорошо знаком с Беном Харпером, даже останавливался у него в доме во время своего пребывания в Соединенных Штатах. Он был известен под именем Рафаэль. Он не смог убедить свое начальство в необходимости продолжать расследование, но послал телекс о своем открытии Харперу. Между Маласпига и контрабандной перевозкой наркотиков существовала очевидная связь. Никаких убедительных доказательств не было, но по своему опыту Рафаэль знал, что зверское, в типично мафиозном стиле убийство человека, который привлек к себе внимание полиции, само по себе было доказательством. Рафаэль надеялся, что Харпер сможет воспользоваться полученными им сведениями, ибо груз, хотя и вполне невинный с виду, направлялся в Нью-Йорк. И Харпер не упустил представившейся ему возможности. Он отправил агента по имени Фирелли, чтобы тот попробовал познакомиться с семьей Маласпига и осмотрел город. Прикрытие у него было довольно надежное – он выступал в роли антиквара, но через месяц после прибытия исчез. Однако перед своим исчезновением он успел позвонить Рафаэлю из Замка Маласпига. Телефонная связь в Италии работает плохо, особенно в больших городах. Из того, что он сказал, понять можно было всего несколько слов: «Человек опасный... мне удалось установить... Анджело...» Это слово было повторено дважды, прежде чем связь оборвалась. «Анджело». Он, очевидно, выписался из гостиницы во Флоренции, где остановился, по телефону; его багаж отсутствовал, и с тех пор никто ничего о нем не слышал.

Таким образом, сказал Харпер, не остается никаких сомнений, что в этом деле замешаны Маласпига. Но как им пробраться в самое сердце тайной организации? Итальянские власти не шевельнут и пальцем, пока не получат неоспоримых доказательств; Рафаэль не оставил тут никаких сомнений. Сам он не скрывал своего сильного предубеждения против титулованных семей и не разделял того уважения, которое питали к ним власти. Он заручился поддержкой Интерпола и готов осуществлять связь с итальянским отрядом по борьбе с наркотиками.

С растущим недоверием выслушала Катарина рассказ Харпера, который наконец перешел к объяснению, почему он организовал эту встречу.

* * *

Готовясь к отъезду, Катарина прибрала свою квартирку в Гринвич-Виллидж. Располагай она большими средствами, она никогда не выбрала бы этот квартал. Прежде чем ее брат стал хроническим наркоманом, она жила на верхнем этаже вполне приличного дома на Шестьдесят седьмой улице. Этот дом принадлежал ее тете. Катарина работала тогда в престижном издательстве, ее брат учился в Гарвардской школе бизнеса; и вся семья собиралась провести лето на Западном побережье. Никогда еще не жилось ей так хорошо и радостно; она любила свою работу; после тихого и мирного окончания ее университетского романа она наслаждалась свободой и с трепетной надеждой взирала в будущее. Через три месяца она узнала, что ее нежно любимый брат, которым она так восхищалась, – наркоман. Позднее она научилась распознавать характерные признаки, но сначала ей казалось, что все дело в том, что он начинает новую жизнь. «Становится на ноги», – говорил отец, ибо сын никогда не давал ему повода для беспокойства. Он был прекрасный атлет, способный студент, без тех притязаний, которые тревожили родителей в Катарине; красивый, дружелюбный, пользующийся всеобщей симпатией. Только Катарина, которая была к нему ближе всех, чувствовала, что в нем совершилась какая-то коренная перемена. У него было сильно развитое чувство ответственности, общительный характер и активные интересы. Но теперь он стал безучастным и равнодушным, часами спал или сидел, уставясь в одну точку и слушая свою стереосистему. Он стал терять друзей, а затем оставил школу бизнеса, так и не пройдя полного курса. У них на глазах у него вырабатывался комплекс зависимости и неполноценности, но даже Катарина не догадывалась об истинной причине этого.

Однажды ночью он явился в ее дом на Шестьдесят седьмой улице. Было два часа ночи, и он ее разбудил. А потом, присев на кровать, рассказал ей обо всем без утайки. Это началось в последний год его обучения в Принстоне. Кто-то принес с собой «лошадку» – сначала она не

поняла этого жаргонного словечка, которое в ходу у наркоманов. Наркота, героин. Он уже курил марихуану со своими ровесниками. В этом не было ничего особенно возбуждающего; и в ту ночь ему захотелось испробовать чего-нибудь покрепче... Она держала его в своих объятиях, а он, весь в слезах, дрожа, рассказывал о том, как пытается избавиться от этой страшной привычки. Не может!.. Вот этого ее родители и не могли понять. Единственного слова.

Он перепробовал все виды лечения: психиатрию, групповую терапию и прочее, прочее, совершил долгий круиз с Катариной, которая ушла с работы, чтобы поехать вместе с ним, но ничто ему не помогало. У матери случился сильный сердечный приступ, и с тех пор двери родительского дома были закрыты для него. Катарина так и не смогла простить отца за то, что тот бросил на произвол судьбы своего сына.

Семь лет она жила вместе с братом, семь лет боролась за него вместе с ним, переходя от отчаяния к надежде, от надежды – к отчаянию, видя, как близкий ей человек становится совершенно чужим. Лгун, вор, способный стянуть у нее за спиной все что угодно, отверженный, чувствующий себя спокойно лишь вместе с другими наркоманами. Если бы она не поддерживала его, он наверняка присоединился бы к армии наркоманов, которые торгуют наркотиками.

Ей пришлось совершить длительную поездку, чтобы добраться до кладбища в Новой Англии, где захоронена теперь урна с его пеплом. И вот она сидит вместе с Беном Харпером и Фрэнком Карпентером в этом придорожном кафе и обсуждает судьбу брата.

Ее направили в центр обучения, принадлежащий Бюро по борьбе с наркотиками. Центр находился в Манхэттене. Там-то ее и нашел Фрэнк Карпентер. Это была их первая встреча после похорон. Карпентер был резок и раздражителен. Он не щадил ее в то первое утро. «Если вы полагаете, что проникнуть в такую организацию, как Маласпига, дело нехитрое, лучше сразу же уматывайте отсюда и займитесь благотворительностью. Вам придется туго, мисс Декстер. Конечно, у вас есть большое преимущество: вы можете представиться своей бабушке, как ее родственница, но дальше вам придется полагаться только на себя».

Он, похоже, относился к ней так же неприязненно, как и к ее заданию.

Это был первый случай, когда он разошелся во мнении со своим шефом. Карпентер прослужил в Бюро двенадцать лет; последние четыре года он был в прямом подчинении у Бена Харпера. И до тех пор, пока тот не завербовал Катарину Декстер, у него не было повода критиковать его общую линию или конкретные решения. Карпентер был вообще против использования женщин для выполнения особо опасных заданий, а уж посылать с таким заданием женщину неподготовленную означало, по его мнению, неминуемый провал. Когда он выезжал на похороны, у него не было никаких дурных предчувствий. Он не сомневался, что у девушки, кто бы она ни была, хватит здравого смысла отказаться. Он даже напомнил Харперу о Фирелли, потому что не верил в успех всей этой затеи. Однако когда Харпер сообщил ему о согласии Катарины Декстер, он горячо запротестовал; завязавшийся спор кончился тем, что он громко хлопнул дверью и поспешно вернулся в свой кабинет.

– Это наш единственный шанс, – настаивал Харпер. – Мы знаем, что тут замешаны подонки, стоящие на самом верху общества. Мы пытались добраться до них, но у нас ничего не вышло. Они слишком продувные бестии, чтобы открыть доступ кому-нибудь в свою организацию. Эта девушка для нас – единственный шанс из миллиона.

– То же самое мы думали о Фирелли, – напомнил Карпентер. – А ведь с виду это был железный человек. Опытнейший агент; вполне подходящая биография; хорошее знание антикварного дела. И он исчез. Великолепный стрелок, дзюдоист, человек необыкновенно способный. Но исчез. И никаких, абсолютно никаких следов. Некому предъявить обвинение. Извини, Бен, ты хочешь, чтобы я подготовил эту девушку к работе в таких опасных условиях. Это чистейшее безумие, ты хорошо знаешь, что мы посылаем ее на верную смерть.

– У нас нет выбора, – ответил Харпер. – Мы должны расколоть этот орех. Я хочу, чтобы ты обучил эту девушку всему, что сам знаешь. Я уже видел, как ты превращаешь грубое сырье в отличный материал. Ты можешь это сделать, и я не приму никаких отговорок. Да, она женщина, а я знаю, ты против того, чтобы женщин привлекали к нашей работе. А тут еще человек совершенно посторонний, без всякого полицейского образования, без каких-либо служебных связей. Но ведь это дело поправимое; женщина она, во всяком случае, способная. Даю тебе месяц на ее подготовку. Отбрось свои предрассудки и натаскай ее как можно лучше. Это приказ.