Вьюги под лучами

Проклятие – не одиночество,

А мёртвым быть – среди живых,

Забыть свой путь, добра пророчество,

Предать сомненьем света стих.

Несчастие – не нездоровие,

А быть исполненным штыков,

Лихим презрением любови есть

И быть для зла – всечасный кров.

Предательство – есть

И лучше быть одним в миру,

Чем, как обычная могила «Я»,

Плести тлетворную игру.

Когда мир знал бы сострадание,

Планета б в ранах не легла:

Ты одинок, но зов-желание

Сильней, чем стада жуткий глас.

Таких, как ты, быть может, много есть,

Кто в угнетенье – он один,

Но кто идёт, храня господню честь,

Пусть помнит, он несёт вершин,

Бесчисленных путей отрадный свет:

Как он бесстрашными Земля

Отчистит плоть от беспощадных бед,

И заблистает правда «Я».

Есть в одиночестве и прелесть сердцу тоже:

Оно стремится угадать,

Что в жизни истинно дороже,

Кто любит душу, точно мать.

Возможность думать, мысли выбрать точно-верно

И, пожелав, познать себя –

Да, польза строгая безмерна,

Но ест оно, мечту губя.

Во дни, когда нет с нами рядом сердца друга,

Мы можем тихо холодеть

И напряженно жить, упруго,

И бить вокруг, как будто плеть.

Когда одна в тиши душа, скорбя, тоскует,

Ей тяжело любить весь мир:

Она остыть навек рискует,

Презреть открытость, ласок пир.

И потому, когда совсем душой одни мы,

Давайте чутче быть вдвойне,

Чтоб те, кто нам судьбой даримы,

Не охладели в тишине.

Я избираю одиночество,

Но лишь для тех святых часов,

Когда мой путь – добра пророчество,

Когда и к жертве я готов.

Я созерцаю откровение,

Но лишь в те тихие часы,

Когда как воды вдохновение –

Хрустальной, искренней красы.

Я погружаюсь и в мечтание,

Но лишь тогда когда со мной,

Мой разум – истина-желание –

Руководит моей душой.

В темноте, в пещере сонной одиноко и уныло,

В тьме сознания печально, нет отрады для души,

Всё ужасно, невозможно, всё в бессилии постыло:

Проклинает путь невежда, на котором лишь гроши.

Он – убогий, нищий духом и не видит свет рассвета,

Он сидит в своей берлоге и не хочет страх согнуть;

Но такому, кто не жаждет упоенье песни лета,

Ангел божьего спасенья сможет руку протянуть?

Так и будет в отчужденье, далеко от света мира

Он страдать в сомненье сонном до тех пор, как серость дней

Не разрубит возмущенья, ввысь желания секира:

Так молитесь же за тёмных, пусть им Бог цветёт в огне.

Зима рассыпала снежинки,

Укрыла нежным одеялом,

Резвятся детские смешинки –

Для счастья детям надо мало.

Ах, если б я была ребёнком!

В сугробах прыгала, играясь,

Мой смех бы пел, светился б звонко,

Душа не ныла бы, теряясь.

О, одиночество, мой друг,

Ты жжёшь в дни праздников острее:

Как будто в дно холодных вьюг

Меня зарыли чародеи.

И я хочу скользнуть лучом

На ветках снежных и печальных,

С улыбкой тихой бросить дом –

Оставить жизнь для песен дальных.

Есть одиночество – спасение – в искусстве,

Когда без памяти мы служим красоте

И дышим искренне в осознанности-чувстве,

И сердцем сладостным не помним о посте,

О том отказе от минутности влюблённой,

Что вмиг заманит нас в беспечный, младый плен

И будет после нас тревожить звонно-сонно,

И будем глупо мы печалиться средь стен:

Корить шаги свои за странные ошибки

Иль не корить совсем, но в грусти пребывать.

Нет, мне чужды вовек поверхности улыбки:

Я не хочу как раб – влюблённости питать.

Уж лучше вечно быть в труде добра суровом

И жить без корысти, для святой красоты!

Быть может, как-то, в дне счастливо-светло-новом

Любовь склонится озарением мечты.

А если нет, то я отвечу смерти смело:

Моя жизнь прожита для пользы и для дела,

За это трудный путь душой благодарю!