Выжженная земля
Шрифт:
– Я не мог этого допустить. Поэтому я выкрал твое тело, прежде чем это сделал бы кто-нибудь другой.
– И теперь я должна быть тебе вроде как признательна? – напустилась я на него. Пусть сколько угодно строит из себя героя, я и без того знала, кем он являлся: убийцей.
Какой-то щелчок отвлек мое внимание на праймуса-горца. Видимо, Дженкинса вообще не волновала наша дискуссия – он аккуратно убирал мое сердце в каменную урну. Мне в голову просочились воспоминания о сердце Танатоса. И Люциана.
Люциан! Ему нужно знать, что я еще жива, иначе могло случится что-то похуже. Пора уходить отсюда.
– Отдай мне его! –
Он хохотнул:
– И не подумаю.
Но несмотря на это, отпрянул, взглянув на мое упрямое выражение лица. Двигался праймус плавно. Никаких сомнений, он был хорошим бойцом. Однако отбиваться ему пришлось бы лишь одной рукой, поскольку в другой он сжимал урну.
Краем глаза я увидела, как Тристан укоризненно покачал головой:
– У тебя нет шансов, Ари. На исцеление истратилась почти вся твоя энергия. В данный момент ты еще слабее, чем когда была полубрахионом.
Да, я в курсе. Но не могла же я просто оставить здесь свое сердце.
– Отдай мне его!
Я обошла металлическую каталку, на которой до этого лежала. Дженкинс сохранял дистанцию. Особенно обеспокоенным он не выглядел – скорее, удивленным. Я почувствовала ледяную воду, наступив голой ногой в лужу. Где бы мы ни находились, крыша явно протекала. Холод мне не мешал, но у Дженкинса в тяжелых ботинках все равно было преимущество.
– Что ты задумала, Ари? Убить его? – вздохнул Тристан. – Ну так для этого тебе понадобится ациам… может, даже два.
Дженкинс высокомерно оскалился, потому что эту фразу и тон, с которым она была сказана, он явно расценил как похвалу в свой адрес. Но я хорошо знала Тристана и бросила на него недоумевающий взгляд. Тот никак не изменился в лице, но в серых глазах сверкнуло недвусмысленное требование.
На пару мгновений мир остановился, пока я старалась разгадать, что таилось за маской Тристана и в чем заключалась суть его игр и мотивов. А потом я сдалась, так как все это нисколько не повлияло бы на мой следующий поступок.
Я сосредоточилась на одном-единственном желании: моих ациамах – кинжалах, которые Люциан выковал на моей крови. По рукам вниз поползли мурашки, собираясь в ладонях. В следующий миг я почувствовала между пальцами холодный металл.
Ухмылка Дженкинса замерла и сменилась откровенной паникой, как только он сообразил, что произошло. Следует отдать ему должное – действовал он молниеносно и даже успел открыть урну с сердцем. Но это я и так просчитала. Через мгновение один из ациамов уже торчал у него в груди. От связи, которая установилась у меня – теперь уже полностью брахиона – с моими клинками, перехватывало дыхание. Мне достаточно было просто подумать, чтобы сущность Дженкинса загорелась. Его сила потекла ко мне, становясь частью меня и даря такую эйфорию, что я навряд ли смогла бы ее описать. Наверное, так чувствовал бы себя человек, способный победить смертельное заболевание щелчком пальцев. Казалось, что в легкие стало поступать больше кислорода, а по венам побежало больше крови. В голове прояснилось. Каждый нерв в организме подрагивал. Каждая мышца была готова к движению.
Когда я снова начала трезво воспринимать окружающую действительность, на том месте, где недавно стоял Дженкинс, валялась кучка пепла, а под ней – урна с моим сердцем. Я как раз двинулась к ней, как вдруг Тристан оттолкнулся от стены, у которой наблюдал за смертью Дженкинса. Внешне расслабленный, но я по личному опыту помнила, что Тристана никогда нельзя недооценивать. Он не принадлежал к числу мужчин, которые хвастались своими способностями или выставляли их напоказ. Тем не менее он многократно доказывал, как далеко мог зайти для достижения своих целей. Вот и теперь мне хватило одного взгляда, чтобы понять по его лицу – просто так он мне сердце не отдаст. Между нами нарастало невыносимое напряжение. Мы оба находились на одинаковом расстоянии от урны. Благодаря энергии Дженкинса я ощущала себя реально потрясающе: сильной, отдохнувшей и готовой драться, но все равно сомневалась, что этого окажется достаточно в сражении против Тристана.
– Ты хотел, чтобы я убрала его с дороги, не правда ли? – полюбопытствовала я у него, пока до меня постепенно начинало доходить, какая игра тут велась. Естественно, от Тристана не укрылось презрение в моем голосе. От него вообще ничего не могло укрыться. Такое ощущение, что мозг за этими серыми глазами беспрестанно собирал детали, анализировал информацию и строил планы.
Он равнодушно дернул плечом:
– Нам ни к чему свидетели.
На самом деле его скрупулезность уже не должна была поразить меня еще сильнее, однако я все равно почему-то потеряла дар речи. Он снова меня использовал. Снова загнал в угол, где я могла делать лишь то, чего хотел он. И воскресил он меня не из-за доброты душевной или из-за раскаяния, а чтобы получить рычаг давления на Люциана.
Я покрепче перехватила оставшийся у меня ациам, что заставило Тристана призвать в ладони голубой огонь.
– Осторожно, Ари. Может, Люциан до меня и дорос, но ты точно нет.
Языки голубого пламени прыгнули на пол и за считаные секунды окружили кольцом сосуд с моим сердцем.
– Ты можешь идти, Ари. Но твое сердце останется здесь.
Мой взгляд отчаянно метался между Тристаном и урной. Даже зная, что против него у меня не было ни единого шанса, и не желая ничего сильнее, чем уйти отсюда, я не могла позволить ему победить так легко.
Тристан невозмутимо смотрел, как я разрывалась с этой дилеммой. Разумеется, для него не было секретом, о чем я думала. Он всего лишь ждал, пока я приму единственное решение, которое у меня оставалось.
– А что потом, Тристан? – спросила я с горькой усмешкой. – Считаешь, что за мое сердце выкупишь любовь у своей матери?
Конечно же, он презентует Маре мое сердце на тарелочке с голубой каемочкой. По этому поводу я не питала иллюзий. Просто у меня никак не укладывалось в голове, как кто-то мог быть настолько эгоистичным. Тристан не только отнял у меня все – включая жизнь. Нет, помимо этого, он вернул меня обратно, чтобы отнять все еще раз.
Тристан не шелохнулся, но во взгляде его вдруг появилась такая бездонная грусть, что у меня самой сжалось горло. Тогда я поняла, что причинила ему боль. На мгновение я подумала, что сейчас обнаружу злость в глубине серых глаз, но он молча принял мой словесный выпад, как будто иного и не заслуживал.
– Тебе пора идти. – Не услышать предостережение в его голосе просто невозможно. И он прав. Было бы разумно убраться отсюда. Однако…
– Боюсь, тебе придется сжечь сердце прямо здесь и сейчас, – сообщила ему я и решительно пошла к урне. – Лучше я снова умру, чем отдам его тебе!