Вызов Запада и ответ России
Шрифт:
Относительно мирное развитие, отсутствие уничтожающих завоеваний, усвоение античного наследия (Ренессанс), изобретение книгопечатания, изменение отношения к Богу (протестантизм и установление светской власти в католических странах), просвещение, развитие науки и промышленности обусловили уникальность Запада. Гете гениально упростил сюжет: Фауст просит у темных сил земного всемогущества, он готов держать ответ потом. Стремление к земному всемогуществу стало основой всепобеждающего типа мышления западного человека. Фаустовский тип мышления преобразил расу хлебопашцев и прибрежных мореплавателей. Их внутренняя раскрепощенность, взрыв их энергии сделали Землю, впервые опоясанную Магелланом в кругосветном путешествии 1519–1522 гг., всего лишь островом, окруженным четырьмя океанами. Пространство оказалось замкнутым, теперь его надлежало исследовать и соответствующим образом использовать. Когда читаешь западноевропейских путешественников, отважно бросившихся покорять континенты, то поражает, прежде всего не стиль, не свежесть впечатлений, не литературный талант, а стальная, несокрушимая уверенность пилигрима в себе, взгляд на все эти необозримые царства китайских богдыханов, индийских могулов, оттоманских султанов и русских царей, как на своего рода миражи, которым еще предстоит знакомство с подлинно
Главное, что отличало Запад от остального мира, это — неутолимая и неистребимая воля «достичь предела», мистическая вера в свою судьбу, беспардонная практичность, отношение к миру, как к арене действий, где каждый шаг должен быть просчитан, где обстоятельства времени и места рассматриваются как объекты манипуляции. Восприятие жизни как имеющего цель путешествия, как арены целенаправленных усилий явилось самой большой особенностью Запада, вставшего на путь исключительно успешной глобальной экспансии. Прометеевский вызов высшим силам, проявившийся в самоутверждении «фаустовский комплекс» более всего отличают западное видение мира от любого другого.
Рассуждая о фаустовской душе, Шопенгауэр предложил формулу — «мир как воля и представление». Отдавая в возвышении западного человека приоритет волевому началу и отвлеченному мышлению, О. Шпенглер охарактеризовал первое обстоятельство следующим образом: «Воля связывает будущее с настоящим, мысль фаустовская, а не аполлоновская… Историческое будущее есть даль становящаяся, бесконечный горизонт вселенной — даль ставшая — таков смысл фаустовского переживания глубины. Говоря, что фаустовская культура есть культура воли, мы употребляем только другое выражение для обозначения ее высокоисторического характера. Воля есть психическое выражение «вселенной как истории». После античной личности, находящейся вне истории — целиком в настоящем, западный человек полностью находится в истории. Первого вел вперед рок, фатум. Второго, западного — воля». Для Шпенглера наиболее убедительным в характеристике западного человека было обращение к портретной живописи мастеров, начиная с Ван Эйка до Веласкеса и Рембрандта, «выражение персонажей которых, в полную противоположность египетским и византийским изображениям, позволяет почувствовать борьбу между волей и мыслью — вот скрытая тема всех этих голов и их физиогномики, резко противоположная эллинским идеальным портретам Еврипида, Платона, Демосфена. «Воля» есть символическое нечто, отличающее фаустовскую картину от всех других. Волю так же невозможно определить понятием, как и смысл слов Бог, сила, пространство. Подобно последним, это такое же праслово, которое можно переживать, чувствовать, но нельзя познать. Все существование западного человека — мы подразумеваем, что жизнь, есть осуществление внутренних возможностей — находится под ее воздействием. Такое слово, по возможности принадлежит всему человечеству, а на самом деле имеется внутри только западной культуры». А Кант выразился о феномене западного человека еще лаконичнее: притяжение души господствовать над чужим. «Наше «я» владычествует при помощи формулы вселенной». Главная черта Фауста — безграничная вера в свои силы на этой земле. В поэтической характеристике И.В. Гете: «Я осилю все… И вот мне кажется, что сам я — бог… Брось вечность утверждать за облаками! Нам мир земной так много говорит!.. В неутомимости всечастной себя находит человек… Не в славе суть. Мои желанья — власть, собственность, преобладанье. Мое стремленье — дело, труд».
Второй важнейший элемент фаустовской души — память. Эллин был лишен фаустовской памяти, о которой Шпенглер сказал, что она основа исторического чувства западного человека, в котором постоянно присутствует все прошлое внутренней жизни и которая «растворяет мгновение в становящейся бесконечности. Эта память, основа всякого самосозерцания, заботливости и набожности по отношению к собственной истории, соответствует душевному пространству (западного человека. — А.У.) с его бесконечными перспективами… Стиль греческой души — анекдотически-мифический, а северной — генетически-исторический».
Укажем еще раз на два эти элемента — феноменальное пристрастие к истории как к процессу (а не череде событий, как скажем, у Фукидида), процессу, в котором ты сам являешься крайним звеном творимого действа, и побуждающая к действию воля — являются главенствующими признаками прометеевского человека, фаустовской души, главными отличительными чертами личности Запада. (К. Леонтьев характеризовал это как «чрезмерное самоуважение лица»).
С середины семнадцатого столетия наука стала источником силы Запада, давая ему в руки все средства владения Землей — от секстанта до атомной бомбы. Несокрушимая сила Запада заключалась в том, что в нем сформировалось определенное социальное единство, и талант получил условия для развития, новая идея — благодатную почву для реализации. Ничего этого не имел изумленный мир, безвольно распростершийся перед невиданным натиском, неспособный мобилизовать административное управление, финансовые ресурсы и талант своих народов, чтобы отстоять свою свободу и историческую оригинальность перед энергично-практичным Западом. В противоположность завоевателям всех времен и народов, западноевропейцы, ведомые «фаустовским комплексом», не удовольствовались простым контролем над завоеванным пространством, но добивались контроля над полученным социумом, переделывая его на свой манер. Психологическая парадигма стала главным «экспортным продуктом» Запада. Самым определенным образом Запад бросил вызов всему остальному человечеству — огромному большинству, многим могущественным государствам, многим могучим империям, чьей роковой слабостью было не отсутствие пушек (изобретенных, кстати, на Востоке), а отсутствие индивидуальной воли каждого (в незападном мире коллективная воля чаще держалась на страхе), фаустовского отношения к жизни как к путешествию, обстоятельства которого могут быть предусмотрены заранее, и в котором нет недостижимых целей, а могут быть лишь ошибки в расчете.
Едва ли Генрих-мореплаватель, устремившийся в 1452 г. к Капо-Верде, думал о своих капитанах и матросах в терминах, представленных нами выше. Священники заботились о душах его матросов, он платил положенную десятину Риму, африканский берег пока не обещал ничего завораживающего. Но в истории малые мысли даже значимых фигур стоят немного. Многое значат дела. Великие географические открытия и путешествия Марко Поло в Китай, Колумба в Америку, Олеария и Герберштейна по огромной Руси, приход капитана Смита к вирджинским берегам, а капитана Ченселора к берегам Архангельска обозначили ось мирового развития, превращение мира в объект творимой Западом истории.
Мы называем Западом не столько регион, сколько тип культуры и строй мысли, парадигму сознания, стереотип жизненного пути. Западом невозможно назвать ни одну конкретную страну. Географически — это совокупность стран Западной, Центральной Европы и Северной Америки.
Говоря о географических пределах западной цивилизации, А. Тойнби предлагает определить центральную точку «неподалеку от Меца в Лотарингии, в которой когда-то была столица австразийского государства — оплота империи Карла Великого, а в настоящее время находится главный форпост на границе между Францией и Германией. В направлении юго-запада, через Пиренеи, эта ось была проложена в 778 г. самим Карлом Великим; до устья Гвадалквивира она была проложена в 13 веке кастильскими завоеваниями». Лотарь, старший сын Карла Великого, выступил с претензией на владение Ахеном и Римом, двумя столицами, принадлежавшими деду. Так была проложена «ось Запада».
Запад исторически менял своих лидеров: маленькая Португалия с неустрашимыми моряками и поэтами; Испания, поделившая с Португалией то, что станет Латинской Америкой — Испания между Колумбом и Сервантесом. На смену лидировавшим в шестнадцатом веке испанцам и итальянцам приходят Нидерланды, победившие испанцев. За голландской революцией следует блестящий век Франции, перехватившей инициативу становления западного духа у иберийских соседей. Зона преобладания прометеевской культуры со временем смещалась от Средиземноморья, от Италии и Испании на север, к Франции, Нидерландам, Англии, Северной Германии, Скандинавии. Протестантизм способствовал этому выделению европейского севера. Прометеевская культура все больше вступала в конфликт с культурой Средиземноморья. Жесткость северян оттеняла их самососредоточенность и эффективность. Процесс шел хотя и медленно, но постоянно. Главное: наличие духа спонтанного коллективизма, духа преодоления и покорения природы, освоения неосвоенного мира. Это суть того колоссального явления, определяющего уже пятьсот лет мировую историю, которая именуется Западом. Многие черты западной парадигмы никогда не существовали комплексно, совместно в отдельно взятой западной стране. В Португалии Магеллана и Камоэнса не было капитализма, но она была первым носителем западного духа, новой психологической ментальной ориентации. Испания Веласкеса и Сервантеса не создала присущей Западу развитой политической системы, но дух Испании, бросивший миллионы людей на покорение пространств, на самоутверждение индивида, на реализацию его энергии, — сугубо западный. Несколько веков невиданный вулкан человеческой активности бился прежде всего в двух странах — Франции и Англии, достигших квинтэссенции западного духа. И это колоссальное соревнование породило эпицентр науки, культуры, внутренней дисциплины и творческого самоутверждения. Франция — страна Монтеня, Рабле и Декарта становится сильнейшим королевством Европы. Она посылает корабли и поселенцев в противоположные части света — Индию и Квебек, в Карибское море и в Левант. Французские офицеры командуют в турецкой армии. Французское влияние доминирует от Португалии до Польши. Французский язык становится языком дипломатии, французский двор — законодателем нравов и моды, французская философия лидирует в европейской мысли.
Но ход истории переменчив, и Британия на континенте побеждает Францию в войне за австрийское наследство, а в войне за испанское наследство перехватывает у нее Индию и Канаду. Несмотря на утерю североамериканских колоний, Лондон между семилетней войной и Седаном (между 1761 и 1870 гг.) становится столицей Запада (с кратким наполеоновским взлетом Франции в начале девятнадцатого века). В конце девятнадцатого века в мировые лидеры стали выбиваться Америка и Германия, чей спор за лидерство был характерен для двадцатого века. Особое положение занимала на Западе Германия. Нет сомнения, что фаустовская модель мировидения была свойственна Германии еще в период феодальной раздробленности, но феодальные черты делали Германию всегда особенным членом Запада. От романтиков восемнадцатого века до фашистов — в чрезвычайно широком спектре общественного сознания влиятельными были почвенные, антизападные идеи; преобладала критика коррумпированного, «поклоняющегося золотому тельцу», лишенного черт рыцарственной самоотверженности Запада. Такие представители Германии, как Томас Манн, даже в период первой мировой войны категорически отрицали причастность Германии к Западу. Германия вступила в эту войну как раз с идеями «остального» мира — ответить Западу, изменить сложившийся на Западе статус кво. Но если Германия и пыталась противостоять Западу с почвенных позиций, то идеи модернизации, спонтанного коллективизма, сочетания ответственности индивида с безукоризненной дисциплиной были основополагающими свойствами ее общества. После второй мировой войны Германия преодолела двойственное отношение к Западу, погасила романтически-почвенное начало и стала, сформировав западную политико-психологическую идентичность, интегральной частью Запада.
Промышленная революция, использование пара, развитие металлургии, строительство кораблей, производство тканей, научных приборов, военной техники произвели такие изменения в мировом товарообороте, что с тех пор и до настоящего времени не приходится говорить о взаимозависимости Запада и остального мира в экономическом смысле. Начиная с восемнадцатого века внешний мир больше зависит от Запада, чем Запад от него. Незападный мир постепенно стал признавать свое поражение перед союзом непоколебимой воли, разума, науки, промышленности, которые начал демонстрировать Запад. Подвел черту под выделением Запада восемнадцатый век, век Просвещения. «Мы и они» — так можно охарактеризовать позицию энциклопедистов, впервые начавших противопоставлять Европу остальному миру, начавших анализировать неевропейский душевный и психологический склад американских индейцев, индусов и китайцев, персов и турок, русских и японцев как антитезу некой норме. Впервые в европейской истории с такой жестокостью обозначилось (как нормальное и ненормальное) различие в мировосприятии основных понятий и процессов европейскими и неевропейскими народами. В Версале и Букингемском дворце с неодолимой уверенностью делили Северную Америку и Южную Азию. Век Просвещения не только не принес «общечеловеческого» идеала, но, напротив, определенно усугубил различия между Западом и не-Западом.