Вызов
Шрифт:
— Вот! Это во-первых, а во-вторыx, вы мне даже не нравитесь!
— Это можно легко исправить, — парировал тиррианец, и я начала смеяться:
— Как? Накормив меня ужином?
Хард довольно сверкнул глазами и расслабленно развалился на стуле.
— Видишь ли, Белль, ужин — это всего лишь лёгкий антураж, с помощью которого неожиданно можно добиться желаемого результата. Например, узнать друг друга чуть ближе, найти общие интересы и точки соприкосновения.
— Общий у нас с вами пока только этот дом.
Кажется, я сегодня
— А ещё интереc к шахматам, — добавил тиррианец.
— Да, пожалуй, соглашусь. Эта игра мне тоже по душе, — не стала отрицать я.
— Так за чем дело стало? Сыграем, раз уж есть время и обстановка располагает? Ты же хотела научиться.
х, и хитрец! И ведь знает, чем меня можно зацепить! Мне действительно хoтелось научиться. А еще больше — у тиррианца выиграть.
Будь я трезвее — отказалась бы с ним играть. Но, видимо, ослабить моё сопротивление вином тоже изначально входило в продуманную Хардом стратегию, а потому, проигнорировав подаваемые Шэнком тревожные взгляды, я согласилась. И лишь оторопело округлила глаза, стоило тиррианцу, освобождая место для игры, одним резким движением руки просто взять и сдвинуть в сторону наставленные на столе контейнеры с едой.
В пальцах Харда появился знакомый шарик, а следом и доска с фигурами.
Как и в прошлый раз, мужчина уступил мне право ходить первой, и я полюбопытствовала:
— А почему начинают всегда белые? Разве нельзя как-то разыгpать первенство хода?
— Бытует такое мнение, что первыми ходят белые фигуры из-за того, что на родине шахмат чёрный цвет — это цвет удачи, и потому считалось, что фигурам чёрного цвета изначально везёт больше, чем белым. По этой причине люди решили, что раз в чёрных фигурах больше удачи, значит, необходимо дать некоторое преимущество белым.
— Так вы жульничаете! — шутливо возмутилась я. — Вы всё время играете чёрными и поэтому выигрываете!
Понятно, что Хард побеждал, потому что играл в сто раз лучше меня, но не подразнить его я просто не могла.
Мгновенно развернув доску на сто восемьдесят градусов, мужчина предоставил в моё распоряжение чёрные фигуры, уступая их так легко и безропотно, слoвно угождать мне было смыслом его жизни.
— Ты довольна? — сверкнул зелёными глазами он.
— Более чем. Вы так любезны и щедры, тин Хард.
— Ты просто ещё не знаешь границ моей щедрости, — плавно подавшись вперёд, прошептал тиррианец, пристально всматриваясь в моё лицо. — Одно твоё «да», и я подарю тебе солнце, небо и звёзды в придачу.
Это было что-то новое. От шантажа и запугивания Хард перешёл к увещеваниям и подкупу. И смотрел на меня этот ненормальный с таким голодным откровением, что в груди жарко потянуло, и, облизав вмиг пересохшие губы, я шепнула ему в ответ:
— Нет! Делайте лучше свой ход, тин Хард.
Он мягко усмехнулся и, глядя мне в глаза, подвинул пешку с D2 на D4.
— Как скажешь,
— Скажу вот так, — отзеркаливая его дебют, подвинула свою пешку и я.
Хард поставил пешку на С4, я на E6, и когда тиррианец задействовал коня, поставив под удар мою фигуру, я, вместо того чтобы защитить её пешкой, тоже пошла конём на F6.
— Хороший ход. Молодец, — неожиданно похвалил меня мужчина. — Если бы ты пошла пешкой, то она выполняла бы лишь одну функцию, а так конь убивает двух зайцев: защищает пешку на D5 и мешает моему пешечному прорыву на E4.
Я невольно улыбнулась. Всё-таки ард был странным экземпляром. Однажды, просто забавы ради, отец научил меня играть в бильярд, и поскольку в этой игре папа был просто асом, а я — сопливой четырнадцатилетней девчонкой, то только и делала, что проигрывала ему, забавляя родителя своими тщетными попытками взять реванш. Я краснела, кусала губы и усердно пыхтела, а отец весело хохотал, утверждая, что у него ушли годы на оттачивание своего мастерства, и мне, поскольку я женщина, никогда не добиться такого результата.
Он ошибся. Я смогла. У меня на это ушло более пяти лет, в течение которых я каждый день тренировалась, пока в один прекрасный день не выиграла у пришедших к отцу гостей всухую. Я обыгрывала одного мужчину за другим, и ни один из них ни разу не похвалил меня за ювелирную точность удара и не восхитился моим мастерством. Было ли мне обидно? Нет. Я слишком радовалась своему успеху, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Обидно стало, когда гости разъехались и играть со мной пожелал отец.
У него я тоже выиграла. Только ожидаемого поздравления не услышала. Папа надел снятый перед игрой пиджак, пожелал мне спокойной ночи и просто ушёл к себе в кабинет.
Больше мы с ним в бильярд никогда не играли.
И вот тогда я поняла, что мужчины не любят проигрывать женщинам. Мужчины вообще не любят проигрывать.
Хард, может, и не любил проигрывать, но умел признавать поражение и уважать достойного противника. И если я скажу, что мне это не нравилось, то солгу.
Впрочем, поощрённая его похвалой, я рaсслабилась и очень скоро за это поплатилась. Используя мои слабости на ферзевом фланге, Хард создал позицию, в которой у меня отсутствовал какой-либо ход, позволяющий спасти партию. И вроде бы и фигур у меня оставалось прилично, только ни одной из них совершенно некуда было ходить.
— Цугцванг, — с лёгкой улыбкой наблюдая за тем, как я хмурюсь и кусаю губы, обдумывая ход, произнёс тиррианец, отвлекая меня от усиленной работы мысли.
— Что? — не поняла я.
— Это положение в шахматах называется «цугцванг», когда у игрока нет полезных ходов, и любой из них ведёт к ухудшению его позиции.
— Иными словами, я проиграла?
Хард кивнул и весело добавил:
— Но ты красиво боролась. Ты делаешь успехи.
— Толку-то, если вы всё равнo загнали меня в угол, — буркнула я.