Вызов
Шрифт:
– Ах да, – сообразил Келюс. – Прошу любить и жаловать – Ольга, Ну а это…
– Валерий, – представился бородач. – Однокурсник этого… шкодника.
– Гордость Самарской губернии, – добавил Лунин. – Археолог-любитель без мотора… А это обещанный дхарский царевич.
– Да ну тебя! – возмутился дхар, – Фрол я, Соломатин… Вы, Оля, его не слушайте.
Затем Ольга познакомилась с Лидой, и вся компания переместилась в комнату, где раньше была мастерская художницы. Среди привычных сюрреалистических этюдов, развешанных по стенам, Келюс заметил большую картину, нарисованную сепией. Он всмотрелся и сразу понял, что рисовала не Лида. Ряды огромных, залитых закатным светом сосен тянулись вдоль неширокой лесной дороги. Золотисто-коричневые тона делали рисунок живым. Казалось, лес дышит, а ветви деревьев чуть заметно раскачиваются.
– Это Фрол. – Лида уловила взгляд Николая. – Правда, здорово?
– Да ну, – махнул рукой дхар. – это просто так. Вспомнил… Это у нас возле станции…
– А что, неплохо, – одобрил Келюс. – Не Шишкин, конечно… Ну, дорисуешь медведей, будет Шишкин… Ладно, леди, джентльмены, дхары и археологи. Поскольку вся каша заварилась, похоже, из-за меня, рискну набраться наглости и попросить рассказать мне, что случилось.
– Во дает! – возмутился Фрол. – Еще и рассказывай ему!
– Позвонили твои соседи, – начала Лида, ~ сказали, что на твою квартиру напали бандиты, а ты пропал…
– Постой-постой, – прервал ее Келюс. – Когда это было, Лидуня?..
– Больше месяца назад. Тебя везде искали. По телевизору объявляли…
– Да, шумели преизрядно, – кивнул бородатый Валерий. – Даже по Би-би-си пару раз сообщили о поисках известного правозащитника Николая Лунина.
– Какой-то журналист из «Комсомолки» напечатал статью, – продолжала Лида, – будто твое исчезновение как-то связано с Приднестровьем и ты прячешь дочку какого-то их руководителя…
При этом все как бы случайно взглянули на Ольгу, но девушка оставалась невозмутимой.
– В общем, бред, – резюмировал Валерий. – Видели какую-то собаку с горящими глазами, каких-то то ли японцев, то ли тайваньцев… Ну, пошумели и замолчали…
– Мне Лидка написала, – вставил Фрол. – Я с работы отпросился и приехал. А тут Валерий позвонил… Ну ладно. Француз, хватит юлить – рассказывай.
Но тут Ольга, внимательно слушавшая разговор, поглядела на Келюса и еле заметно нахмурилась: – Господа, мы еще успеем поговорить. Николай ранен. Думаю, все остальное подождет.
Ее слова вызвали легкую суматоху. Несмотря на уверения Келюса, что с ним все в порядке и у него только легкая царапина, с Николая сняли рубашку и Ольга с Фролом занялись его рукой. Рана действительно уже начала затягиваться. Это обрадовало Ольгу, которая заметила, что впервые видит такое быстрое заживление. Фрол вначале согласно кивал, но затем, внезапно нахмурившись, осторожно провел над больной рукой своей большой ладонью. Келюс почувствовал, как холод, сковывавший локоть, на мгновение отступил.
– Вот ёлы, – пробормотал дхар. – Кто это тебя, Француз?
– Собака, – неохотно признался Николай. – Этакий мопсик, бином.
Фрол ничего не сказал, но еще больше нахмурился. БЫЛО заметно, что он сильно взволнован.
Несмотря на протесты, Келюса уложили в постель и выдали ему градусник. Температура оказалась ниже обычной – 35, 9, что было сочтено всеми следствием усталости и упадка сил. Лишь Фрол покачал головой, но ничего не сказал.
Наконец Николай получил возможность рассказать обо всем случившемся. Он постарался изложить все как можно точнее, опустив лишь некоторые подробности, касавшиеся Ольги. Его слушали в полном молчании, и даже когда Келюс предложил задавать вопросы, никто не решался нарушить тишину.
– Слышь, Француз, – наконец спросил Фрол. – Что это была за собака?
– Черная, – немного удивился Николай. – Я такой породы не знаю. Какой-то гибрид.
– Меня там не было, – пробормотал дхар. – Знаю я этих собачек, ёлы… Ну а этот, Сиплый… Ты сказал, что узнал его голос?
– Нет, голос жуткий, я его впервые слышал. Но что-то знакомое – то ли в манере, то ли… Нет, не скажу – наверное, показалось.
– Ладно, – вмешался в разговор Валерий. – Уже за одно то, что мы это слушали, нас надо запереть в дурдом лет на пятнадцать каждого. Я бы предложил начать с себя… Но сначала должен кое-что добавить.
Келюс вопросительно поглядел на приятеля. Валерий встал, ненадолго вышел, затем вернулся с небольшой коричневой папкой.
– Когда я получил твое письмо, – начал он, – то подумал, что ты здесь слегка переработался на редакторской ниве. Если бы не фотография, то я бы и заниматься этим не стал. Но, в общем, решил все же рискнуть…
– О чем вы? – спросила Лида.
– Этот тип предложил мне проверить, не похоронено ли на нашем кладбище некое известное лицо, которое, по всем канонам Божеским и человеческим, не могло быть у нас похоронено». Если бы не фотография… В общем, поручил я это одному парню, он у нас в архиве работает. Мой бывший студент, так что человек надежный. Я попросил его нырнуть в городской архив коммунального хозяйства… Ну, там ремонт и благоустройство кладбищ. И знаешь, что он там нашел?
– Ничего, – усмехнулся Келюс. – Фонд оказался закрытым.
– Еще круче. Этот фонд был закрытым, но в прошлом августе, как раз после этой заварушки, фонд оказался изъят. А это, между прочим, тысячи единиц хранения! Представляете, партархив и тот тронуть не успели, а какой-то фонд коммунального хозяйства… Н-да, я же говорю, дурдом!
– Значит, ничего не выяснил? – с сожалением заметил Николай.
– То есть как это не выяснил? Подумаешь, фонд изъяли! Нас на мякине не проведешь! Для начала я прикинул, что эта биография, о которой ты написал, очевидно, редактировалась где-то в середине двадцатых. Значит, если надгробие меняли, то приблизительно в то же время. Ну, я подумал, как они это дело оформили? В общем, перелистал я для начала газеты. И представь себе, в нашей газетенке – тогда она «Красный самарец» именоваться изволила, – за ноябрь одна тысяча девятьсот двадцать пятого года нахожу…
Валерий достал из папки ксерокопию газетной полосы и показал всем присутствующим.
– Оказывается, в ноябре двадцать пятого, аккурат под праздник, какие-то хулиганы разбили на старом кладбище несколько надгробий. Шум, естественно, пресса осуждает родимые пятна капитализма… Какие именно надгробия были разбиты, естественно, не указывается. Тогда я подумал: а может быть, милицейский архив уцелел? Выправил я допуск…
– Ну? – взволнованно воскликнул Келюс.
– Вот, – вместо ответа Валерий достал из коричневой папки несколько фотографий, – они сфотографировали разбитые надгробия. На одном из них, вот погляди, хоть и плохо, но читается: Николай… Ну и так далее…
– Значит, точно, – констатировал Лунин, – Большие Мертвецы.
– Ну, насчет точно покуда поостережемся. Я все-таки археолог! Но во всяком случае, можно согласиться с тем, что на нашем кладбище был похоронен человек по имени Николай, имевший по какой-то неясной причине те же фамилию и отчество, что и наш Вождь. Человек этот умер в начале одна тысяча восемьсот девяносто третьего года, а в ноябре двадцать пятого его надгробие было разбито и заменено другим…
– Спасибо, Валерий, – проговорил Келюс, – значит, все-таки я не сумасшедший.