Вызов
Шрифт:
– Извините, пожалуйста, – проговорила она.
– Да ничего, – машинально пробормотал я, уставившись на книгу, только что свалившуюся на меня словно с небес.
«Дневник мага» красовалось на ее обложке. Придумают же этакие глупости. Какой-то Коэльо. Кажется, я что-то про него слышал, он написал ерунду про пастуха и сокровища. Помню, я как-то листал эту книгу у своей подруги, ожидая окончания ее сборов в клуб. На обложке был нарисован мужчина с посохом. Я подошел к книге, она лежала раскрытой на полу.
– Вы не подадите ее мне? – услышал я голос, идущий откуда-то издалека. Мое сознание словно разделилось надвое. Мой мозг всячески сопротивлялся, но руки сами тянулись к книге. В глубине души появилось чувство, что я непременно
«Первый признак того, что мы начали убивать свою мечту, – это когда вдруг обнаруживается, что нам не хватает времени, – продолжал Петрус. – Самым занятым людям, каких я знал, всегда хватает времени на все их дела. Те же, кто ничего не делает, всегда чувствуют себя усталыми, не сознают, сколь малую толику работы им нужно сделать, и всегда жалуются, что день слишком короток. На самом же деле они просто боятся вступить в Правый Бой.
Второй признак того, что наша мечта погибает, – это обретение опыта. Мы перестаем воспринимать жизнь как одно большое приключение и начинаем думать, что с нашей стороны будет мудро, справедливо и правильно не требовать от жизни слишком многого. Когда мы пытаемся высунуться наружу, за стены нашего обыденного существования, до нас доносится запах пыли и пота, мы видим жаждущие взоры воинов, слышим треск ломающихся копий, ощущаем горечь поражения. Но нам не дано понять радости, великой радости, что наполняет сердца всех тех, кто сражается. Ибо для них не важны победа или поражение – значение имеет лишь то, что они ведут Правый Бой.
И наконец, третий признак утраченной мечты – это умиротворение. Жизнь делается похожа на воскресный вечер: мы мало чего требуем от жизни, но и почти ничем не жертвуем. Мы начинаем считать себя взрослыми, зрелыми людьми, полагая, что наконец избавились от детских мечтаний, от юношеских фантазий, и стремимся лишь, как говорится, к успеху в работе и личной жизни. И нас удивляет, когда наши сверстники вдруг заявляют, что им нужно от жизни чего-то еще. На самом деле в глубине души мы догадываемся: все это происходит с нами потому, что мы отказались сражаться за свою мечту – отказались вступить в Правый Бой.
Очертания колокольни продолжали меняться, теперь вместо нее я видел ангела с распростертыми крыльями. И сколько бы я ни моргал, ангел не исчезал. Мне очень хотелось обсудить с Петрусом то, что я вижу, но я понимал, что он еще не договорил.
– Когда мы отрекаемся от мечты и обретаем умиротворение, – сказал он немного погодя, – то вступаем в краткий период спокойной жизни. Но потом убитые мечты начинают разлагаться и тлеть внутри нас, отравляя все наше существование. Мы становимся жестокими сначала с близкими людьми, а потом и с самими собой. Тогда-то и возникают у людей болезни душевные и телесные. Наша трусость приводит нас как раз к тому, чего мы пытались избежать, отказываясь от борьбы, – к разочарованию и поражению. А потом в один прекрасный день смрад гниющих мечтаний становится просто нестерпимым, мы начинаем задыхаться и желать смерти. Смерти, которая освободит нас от нашей самоуверенности, от наших дел и от убийственного покоя воскресных вечеров».
«От убийственного покоя воскресных вечеров», – повторил я вслух последнюю строчку и направился к кассе.
Кажется, я нашел ответ.
Глава 2
Она
Все началось с того, что умерла моя бабушка. Это была последняя по-настоящему близкая мне родственница. С мамой я давно перестала общаться из-за нашего хронического недопонимания друг друга и, как следствие, – частых размолвок. Лет в тридцать я решила, что будет лучше, если мы просто перестанем разговаривать, потому что каждая наша встреча заканчивалась буйной ссорой, возникавшей на пустом месте. Причем, как правило, спровоцированы скандалы были
Бабушке исполнилось восемьдесят. Я очень надеялась, что она проживет еще хотя бы лет двадцать. Я старалась навещать ее настолько часто, насколько мне позволяла работа и образ жизни, ежедневно звонила, чтобы просто поболтать и не дать ей почувствовать одиночество. Согласитесь, что такие отношения в наши дни между внучкой и бабушкой, увы, не очень распространенное явление.
На похоронах я не проронила ни слезинки и, хотя не подавала виду, внутренне очень переживала. Спустя неделю я рассталась с мужчиной, с которым мы жили в то время, просто потому, что поняла, пожалуй, впервые за всю свою сознательную жизнь, чего я действительно хочу от своего спутника. В общем-то, мне нужно было не так уж и много. Лишь бы он понимал меня и был рядом, когда мне сложно, а не только тогда, когда все чудесно и я пребываю в отличном расположении духа. Быть может, мне трудно судить о себе со стороны и в дурном настроении я невыносима, не знаю… Но мне хотелось бы верить, что где-то на свете есть человек, который способен принять меня любой, независимо от моего настроения.
После смерти бабушки во мне что-то надломилось. Раньше я никогда не ощущала себя настолько одинокой. И пусть мы немного времени проводили вместе, но знаете, когда чувствуешь, что у тебя есть «тылы», ощущаешь себя как-то спокойнее, устроеннее, что ли. И когда вдруг пропадает это чувство защищенности, теряешься и начинаешь испытывать серьезный дискомфорт. И чем дольше длится подобная ситуация, тем сильнее ощущаешь эту внутреннюю дисгармонию.
Так происходило и со мной. Сначала это были просто еле уловимые колебания тревоги, какая-то невидимая вибрация перемен внутри меня. Постепенно чувство смятения росло, увеличиваясь, как снежный ком. Подобно кругам на поверхности воды от брошенного камня, которые все нарастают, набирают силу и постепенно захватывают почти всю ее поверхность. Примерно то же происходило и со мной, в моей душе прорастало зерно сомнения, которое грозило заполнить собою все пространство. Смогу ли я чувствовать себя в жизни комфортно, не имея за своей спиной никого, кто бы мог меня поддержать, на кого я смогу положиться? Или же такая ситуация возможна только в молодости, а ближе к старости мне все равно понадобится то самое «родное плечо», на которое я смогу опереться?
Чем больше я размышляла об этом, тем большие сомнения охватывали меня, приводя в замешательство. Я стала замечать, что если говорю или делаю что-либо механически, не особо заботясь о словах и выражениях, о целях и конечном результате, то чувствую себя не так уж и плохо. Но стоит начать задумываться над своими действиями, над причинами, побудившими к этим действиям, у меня сразу же отыскивается миллион причин быть несчастной. А ведь еще несколько мгновений назад я о них даже не подозревала. С каждым днем я становилась все мрачнее, постоянно накручивая себя, пока наконец все окружающие не начали твердить в один голос, что пора бы мне уже развеяться и отдохнуть. Что я, по всей вероятности, дошла до крайней степени усталости и что с таким подходом к жизни ждать от нее чего-то хорошего просто наивно.
Уезжать куда-либо мне не хотелось. Я понимала, что в поездке мое депрессивное чувство одиночества охватит меня с еще большей силой. Когда есть чем заняться – это одно, но когда ты предоставлена самой себе и твои развлечения сводятся лишь к тому, чтобы поплавать, поесть, поспать, пропустить пару бокалов вина, быть может, иногда потанцевать, то через несколько дней понимаешь, что тебе от всего этого, мягко говоря, нестерпимо скучно. В путешествиях с подругами я вообще не видела смысла, зная, что мне тяжело общаться с женщинами больше нескольких часов. Встретиться в кафе, выпить кофе, поболтать – это приятно, но обрекать себя на сосуществование с чужим, по большому счету, человеком на протяжении недели, а то и двух, слишком серьезное испытание для моей психики.