Взаперти
Шрифт:
– Не знаю, – признается Бет. – Я боюсь, что они снова не прошли тест. И он уже не позволил им вернуться.
Доктор знает – рассказывать о тестах можно только напарникам. Она сознательно нарушает правила.
– А может, у них получилось? – Элли никогда не теряет оптимизма. – И они сразу остальные этажи прошли?
– Они не собирались, – отзывается Бет. – Бемби была здесь до меня, потом появилась Элиша. Они много раз пытались пройти лабиринт, предлагали мне попробовать, но я отказалась. Миротворец сказал, что тут появится кто-то мне знакомый. – Бросает взгляд на Эла.
Я помню тот разговор. Ты осталась наверху, не пошла дальше, но когда я сдержал обещание, ничего не сделала.
Вызов с восьмого, и тут гаснет экран. Черт, давно нужно было пересесть за ноутбук. С планшетом можно хоть
– Эмберлин, мэм, отпустите мою технику.
Но темнокожая полицейская только крепче вцепляется в лопасти бедолаги-дрона, ее подруга тяжелым мячиком прыгает вокруг, скорее, в качестве моральной поддержки, чем реально помогая.
– Считаю до трех, – предупреждаю. Кровь вскипает, конечно, не той огненной лавой, как было с Элом, но тоже приятно. – Раз. – Не торопясь открываю меню настройки, навожу курсор на слайдер. – Два. – Зажимаю. Так и подмывает перевести на максимум без предупреждения, но нельзя. Правила есть правила. – Три. – Выкручиваю вывод тока на корпус.
Промаргиваюсь от яркой вспышки, различаю обломки дрона у стены. Эмберлин улыбается, глядя в камеру, Элиша копается в кусках плат.
– Мисс Дилейни, я предупреждал вас о последствиях, не так ли?
Моя ярость все равно что жидкий азот. Перед глазами возникают строчки тщательно собранного досье – она стала одиночкой после гибели напарника. Повторим на бис, мэм?
Пиликанье будильника чертовски некстати! Дергаюсь к включившемуся планшету, чуть не падаю с кресла, смахиваю надпись «пицца для гостей». Отложить на десять минут, да, да. Смотрю на экран: Эмберлин все еще ждет ответа. Давай, Миротворец. Сбили тебе настроение или нет, играй свою роль до конца. Что она говорит?
– Здесь ты мне ничего не сможешь сделать.
– Я и не собираюсь ничего делать. – Считаю про себя до трех, прежде чем уронить камнем с моста: – Вам. Вы ведь не будете сидеть на восьмом этаже всю жизнь. – Она вздрагивает, но взгляд удерживает. Я тихо смеюсь: – Выдержка не поможет, мэм. Я знаю, где ваше больное место.
– Ой, этот маньяк угрожает мне, что ли? – вскидывает тонкие брови-скобочки Элиша. – Ух ты!
– Дрона разбила я, – перебивает Бемби. – Ты должен наказать меня.
– Должен? – нарочито удивляюсь. – Мэм, вы меня с кем-то путаете! Я, как выразилась ваша подруга, маньяк. И если я считаю, что гораздо эффективней наказать вас через мисс Бренниган, я так и поступлю.
Полицейская хмурится. Элиша встает, обнимает подругу, на лице у той мгновенно появляется мученическое выражение.
Нет, вы все-таки не пара. За месяц не выучить, что человек ненавидит прикосновения, – это надо умудриться. Очень раздражают эти ошибки, но Эмберлин слишком активна, чтобы месяц сидеть сложа руки, а выбранный для нее напарник вернется в город только в октябре. Хорошо, что Эбенизер не переехал навсегда.
Играет победный марш в первом боксе, переключаюсь туда. На руке Бет уже рисуется имя, Эл стоит за ее спиной, потирая запястье. Переминается с ноги на ногу, ловит за локоть. Сглатывает, не находя слов.
– У тебя лицо отца, – коротко и прохладно говорит Бет, отступая.
Эл, на миг опешив, смешно разводит руками:
– Извини. – Потом предлагает серьезно: – Хочешь, можешь мне нос сломать, буду меньше похож.
Она медлит, но все-таки улыбается.
Вот зачем я создал тесты: чтобы люди, никогда не говорившие о своей боли, научились это делать. Не закукливались, а жили, двигались, как бы мучительно это ни было. Миротворец создает ситуацию, в которой у тебя нет выбора. Делай – или навеки замри в своем страдании. Делай – или останешься здесь навсегда. Хотел бы я знать, что сказала им Элли, если они отправились проходить этот тест вместе.
Опять настойчиво пищит будильник, послушно иду к морозилке за пиццей, кидаю ее на решетку духовки. Я все-таки не настолько садист, чтобы кормить гостей пиццей, разогретой в микроволновке.
Плохая шутка, Эдриан. Они могут называть меня как угодно, но я не маньяк и не садист. Я хочу научить этих людей доверять друг другу.
На второй день парк и кухня кажутся почти родными. Я, кивнув мистеру Джонсону, неторопливо шагаю к охраннику. Усатый мужик чуть моложе меня отрывисто представляется:
– Гарольд Блэк. – Дожидается, пока я предъявлю корочку, сплевывает себе под ноги. – Нужно было сразу послать на хрен этого пацана.
– В самом деле? Почему?
– А потому что ни хрена он не бездомный. – Гарри смотрит на меня исподлобья глазами картежника, выложившего на сукно козырный туз.
– Мало ли где он получил одежду, – пожимаю плечами.
– Не в шмотках дело. Держался он не так. Не боялся.
Это уже интересно. Делаю пометку в блокноте, уточняю:
– Не боялся?
– Вообще, – уверенно подтверждает охранник. – Держался с такой скромностью, смотрел снизу вверх, девчонки от этого млели. А сам весь умытенький и с осаночкой. Таких бездомных не бывает. Вот Джерри, тот нормальный был. Вы ж про него вчера спрашивали?
Киваю, готовясь записывать. Похоже, сегодня у нас удачный день. Гарри в самом деле знает многое, а главное, соглашается прийти в отделение, чтобы составить фоторобот. Он и описывает намного точней, чем вчерашняя бездомная. Я спорить готов, что догадаюсь, какие именно глаза и подборок он выберет.
– Давайте я, что ли, заявление напишу, – мрачно бурчит Гарри. – А то не дело, что парня никто искать не будет. У него и так жизнь была не сахар, сразу видно.
Когда я осторожно уточняю насчет наркотиков, охранник аж взвивается:
– Он же не идиот! Точно чистый, я его звал как-то простирнуть шмотье и помыться, видел руки. Не, ничем таким он не баловался. Хороший пацан, был бы помладше, я б предложил в опеку обратиться, а там, может…
Неожиданно замолкает. Приглядываюсь внимательней – обручальное кольцо на пальце. Своих детей нет? Или давно вылетели из гнезда. Вот и пожалел парня.
Кое-кто из моих коллег подумал бы о куда более неприятных вещах. Я их фиксирую дальним краем сознания – проверить охранника, соотнести, когда и где еще гостил пропавший парень. Мало ли. С голодухи на многое можно решиться. Увы, бездомные и проститутки остаются главными жертвами хоть маньяков, хоть просто придурков всех мастей.
Возвращаюсь к ноутбуку с вскрытой банкой рыбных консервов. Иногда так хочется поесть прилично, сходить в кино, побродить по парку. Потом вспоминаю, чем кончилась нормальная жизнь, и все мои желания смывает, словно рисунки на песке.
Десятый этаж встречает пиццу радостными воплями – Эл и Элли стараются. Элли, впрочем, разочаровывается, вскрыв коробку:
– Гавайская! Кто догадался пихать вместе курицу и ананасы? И почему так мало, где признание нашего героизма?
Эл со смехом умоляет пожертвовать ананасы страждущим, а не мусорке, Бет неуверенно улыбается, Элвин, утащив один кусок, снова забивается в угол. Он съедает едва ли половину запланированного мной пайка, но он и на свободе так делал. Очень удобно было грузить его в машину. Удобно и страшно. Он оказался намного легче, чем было записано в старой медкарте, и я испугался, что переборщил со снотворным. Препараты для компенсации передозировки я заранее не покупал, пришлось заезжать в аптеку вместе с гостем. Помню, свернул в первую попавшуюся подворотню без камер, открыл багажник, почти уверенный, что там труп. Но Элвин лишь наморщил нос от капнувшей на него воды и чихнул, как бродячий кот.
Хорошо, что Миротворец паниковать не умеет и уже тогда знал, как вырубать гостей хоть с помощью снотворного, хоть без.
Проверяю восьмой, Элиша мучает остатки разбитого дрона. На что она надеялась? В основе – банальный квадрокоптер, а электронные мозги после близкого знакомства со стеной наверняка разлетелись вдребезги. В любом случае без программы в них не влезть, а гости у меня принудительно перемещены в двадцатый век. Все личные вещи ждут у входной двери, в подписанных белых ящиках. Сумки, документы, кошельки, техника: телефоны, планшеты, даже фитнес-браслеты с плеерами, выключенные и с вынутыми аккумуляторами где возможно. По ним слишком легко было бы выследить моих гостей. Конечно, я выбирал тех, кого в принципе не станут искать. Но всегда лучше перестраховаться.