Взаперти
Шрифт:
Впрочем, уходить он не торопился. Его глаза возбужденно сверкали. Кертис снова пнул телефон, попал, и тот подлетел прямо к ногам Грюнвальда.
— Он бьет, он забивает! — завопил Паскуда. Опустившись на одно колено и не сводя дуло с Кертиса, он поднял с земли его «нокию» и положил в правый карман брюк. Затем указал пушкой на остальные вещи. — Собери это дерьмо. Мелочь не забудь, вдруг встретишь там автомат с чипсами.
Кертис молча выполнил приказ и вновь почувствовал укол боли, увидев брелок на ключе от «веспы». Все-таки есть на свете то, что никогда не меняется — даже в самых невероятных обстоятельствах.
— Список
Кертис подобрал бумажку со списком покупок — «ап. сок, табл. от изж., рыбу, булочки» — и сунул обратно в карман.
— Не выйдет, — сказал он.
Паскуда удивленно приподнял лохматые стариковские брови.
— Почему?
— Там сигнализация. — Кертис не помнил, включил он ее или нет. — И к твоему возвращению приедет миссис Уилсон.
Грюнвальд смерил его снисходительным взглядом. Впрочем, безумное снисхождение даже не бесило, только пугало.
— Сегодня четверг, сосед! По четвергам и пятницам твоя домработница только заглядывает на обед. Думал, я за тобой не приглядываю? Сам-то приглядываешь!
— Я не…
— Рассказывай! Я часто вижу, как ты прячешься под своей любимой пальмой, а вот ты меня не видишь. Потому что ты лентяй, а все лентяи — слепцы. — Тут Грюнвальд понизил голос и заговорщицки произнес: — Кстати, все геи — лентяи, научно доказанный факт. Их защитнички пытаются это скрыть, но в Интернете есть результаты исследований, можешь глянуть.
Кертис едва расслышал последние слова, в таком он был смятении. Если он следил за миссис Уилсон… Господи, и давно он строил этот план?!
По крайней мере с тех пор, как Кертис подал на него в суд за Бетси. Или дольше.
— Что же до твоей сигнализации… — Паскуда опять всхлипнул, — позволь раскрыть тебе маленькую тайну: твою систему устанавливала компания Хирна, а я работаю с ними больше тридцати лет. При желании я могу получить код от любого дома на острове. Но мне нужен один-единственный: твой. — Он шмыгнул носом, сплюнул на землю и закашлялся. Рокот шел из самых глубин его груди и наверняка причинял страшную боль (Кертис на это надеялся), однако ствол не дрогнул. — И вообще, вряд ли ты включил сигнализацию. У тебя мозги другим забиты: минетами и прочей дурью.
— Грюнвальд, нельзя ли…
— Нет, нельзя. Ты это заслужил. Заработал, схлопотал, получил по заслугам. Лезь в толчок, мразь.
Кертис пошел к биотуалету — к крайнему правому, а не левому, как велел Грюнвальд.
— Стой, стой, — терпеливо сказал Паскуда, словно разговаривал с ребенком. — Твой толчок с другой стороны.
— Он же вот-вот упадет!
— Нет, эта крошка надежная, как твой любимый фондовый рынок, — возразил Грюнвальд. — Там хитрые стенки. Но аромат будь здоров. Такие, как ты, по полдня торчат на горшке, так что запах тебе понравится. Нет, ты будешь в восторге! — Вдруг дуло ткнулось Кертису в ягодицу. Он испуганно вскрикнул, и Грюнвальд захохотал. Вот Паскуда! — Залезай, пока я не превратил твою старую грунтовую дорогу в новенькое супершоссе.
Кертису пришлось согнуться над канавой с мутной водой. Он отодвинул засов, дверь распахнулась и чуть не съездила ему по лицу. Это вызвало у Грюнвальда очередной взрыв хохота, и Кертис вновь подумал об убийстве. Его переполняло удивительное чувство жизни. В воздухе стоял дивный запах листвы, и флоридское небо над головой было чудесного белесого цвета. Кертису неудержимо хотелось съесть кусочек хлеба — даже обычный хлеб был бы сейчас деликатесом. Он бы его слопал, накрыв колени белоснежной салфеткой, а потом выбрал бы винтажное вино из своего погребка. Жизнь засияла для Кертиса новыми красками. Только бы успеть ею насладиться! Если у Паскуды на уме всего лишь запереть неугодного соседа, возможно, Кертису еще представится такой шанс.
Он подумал (мысль пришла так же неожиданно, как и та, про хлеб): «Если я выберусь, то сделаю пожертвование в фонд «Спасите детей».
— Шевелись, Джонсон.
— Говорю тебе, он упадет!
— Кто из нас строитель? Не упадет, если будешь осторожен. Лезь.
— Зачем тебе это?!
Грюнвальд удивленно рассмеялся.
— Сказано: лезь в толчок, не то снесу тебе зад!
Кертис перешагнул через канаву и залез в туалет. Будка рискованно покачнулась от его веса. Он вскрикнул и перегнулся через лавку с сиденьем, упершись ладонями в заднюю стену. Когда он встал, точно подозреваемый перед обыском, дверь за его спиной захлопнулась. Солнечный свет померк. Кертис внезапно очутился в жарком, темном помещении. От малейшего движения будка качалась, грозя свалиться в канаву.
В дверь постучали. Кертис представил, как Паскуда одной рукой упирается в голубую панель, а другой стучит.
— Ну что, удобно тебе? Уютненько?
Кертис не ответил. Ладно хоть будка не качается, пока Грюнвальд подпирает ее рукой.
— Уютно, знаю. Как мухе в навозной куче.
Последовал еще один удар, и туалет опять качнулся вперед — Грюнвальд отстранился. Кертис занял прежнюю позицию, встав на пятки и прилагая все усилия, чтобы вонючая будка не шаталась. Пот стекал по лицу, раздражая порез от бритья на левой щеке. Кертис с щемящей ностальгией вспомнил свою ванную, которую прежде совсем не ценил. Он бы отдал все свои пенсионные накопления, лишь бы вновь оказаться там, с бритвой в руке, и смотреть, как кровь просачивается сквозь пену, а радио в спальне играет дурацкую попсовую песенку — «Карпентерс» или «Дон Хо».
Ну все, теперь он рухнет, точно рухнет, Паскуда этого и добивался…
Однако туалет не рухнул, наоборот, даже встал немного ровнее. Впрочем, еще чуть-чуть, и он бы перевернулся. Кертис стоял на цыпочках, вытянувшись над сиденьем и упершись руками в стену. Постепенно он начинал ощущать толчковую вонь, хотя крышка была закрыта. Пахло разлагающимися испражнениями и дезинфицирующим средством — синей пакостью, конечно, — и оттого смрад был еще гаже.
Спереди прозвучал голос Грюнвальда — видимо, он перешагнул канаву и обошел вокруг туалета. От неожиданности Кертис едва не отшатнулся, и его ладони на долю секунды оторвались от стены. Будка дрогнула. Керткс тут же вернул руки на место.
— Как ты, сосед?
— Напуган до смерти, — ответил Кертис. Волосы прилипли к его взмокшему лбу, но он побоялся их убрать: малейшее движение могло стронуть будку. — Выпусти меня. Хватит уже, повеселился.
— Если думаешь, что мне весело, то крупно ошибаешься, — педантично возразил Паскуда. — Я уже давно об этом думал и в конце концов пришел к выводу, что пора действовать. Только так и можно тебя проучить. Тянуть было нельзя: скоро я буду ни на что не годен.
— Грюнвальд, давай уладим все по-мужски. Это возможно, клянусь.