Вздымающийся ад (сборник)
Шрифт:
Ты умеешь молиться, Майк, спросил Варне.. Так вот сейчас самое время. Он помолчал. А какой был великолепный вид, помнишь? И сколько шикарных людей пришло на него взглянуть!
Высоко над ними из окна банкетного зала вновь выныр нул спасательный пояс, который по дороге к крыше Торг ового центра на миг позолотили лучи заходящего солнца. Толпа во все глаза следила за ним. Шеннон перекрестился.
Изжариться заживо, сказал Барнс. Интересно, что они об этом думают? И потом добавил: Или о Жанне д'Арк.
В его голосе впервые послышалась ярость.
Того маньяка внутрь пустили
А что он этим хотел сказать?
Что в этом виноваты все мы, понятия не имею, как почему. Но могу себе представить. Такое событие не вой никает из–за единственной причины. Например, пусть корова миссис О'Лири забралась в люцерну, но прежде че Чикаго сгорел дотла, должны были произойти ещё тысячи других вещей. Теперь–то все равно, хотя это чертовски слабoe утешение.
Шеннон не отвечал. Казалось, что это его не трогало.
Там, наверху, люди, дружище, продолжал Барнс. Люди, как ты и я, честно, я видел там даже несколько черных. И…
Но их ведь всех спасут, сказал Шеннон, этим, как он называется…
Всех не спасут, ответил Барнс. Где там, видишь, что творится, все так раскалилось. И знаешь, что. же всего, Майк, в чем весь ужас? Он помолчал. Там останутся лучшие.
* * *
На крыше Торгового центра Кронски спросил:
Вы считаете, что там произойдут беспорядки, сержант?
Возможно, хотя надеюсь, что нет. Божественная невозмутимость сержанта была неподражаема. Вместе с К ронски они поймали раскачивающийся спасательный noяс, и сержант извлек из него прибывшую женщину.
Она рыдала от страха и жалости.
Мой муж! О Элоим, мой муж!
Скажите, пожалуйста, как вас зовут, мадам, вежливо спросил сержант. Мы ведем список…
Бухольц! Но что с моим мужем? Вы должны спасти его немедленно. Это очень важный менш! Он вам хорошо заплатит. Или я не знаю своего мужа?
Ладно, ладно, ответил сержант. Вот те полицейские о вас позаботятся. Мы пытаемся спасти оттуда всех. Он дал знак полицейскому, который взял женщину под руку.
Но как же мой муж? Слушайте сюда! Он же знаком с такими людьми! Он…
Один вопрос, прервал её сержант. Сколько там ещё женщин?
Сара Бухольц покачала головой. Я не знаю.
У вас номер сорок восемь, сказал Оливер. Сколько всего было номеров?
Мне кажется сорок девять. Но чтобы я точно знала, так нет. И мне все равно. Мой муж…
Гм… уведите её, сказал сержант и сглотнул. Пс том отвернулся и следил, как спасательный пояс возвращается привычным путем к банкетному залу.
Кррнски сказал:
Однажды в Беринговом море мы нашли спасате ную шлюпку, он покачал головой. Стояли морозы вы понимаете, сержант, что я имею в виду. Вы–то знаете те места.
Да, знаю. Сержант был абсолютно уверен: то, он услышит, будет очередной кошмарной историей, не заслуживающей внимания, но ничего не сказал.
На борту одного из каботажных грузовых судов, продолжал Кронски, возник пожар. Он уничтожил машинное отделение. Море штормило, и судно начале разваливаться. Они спустили шлюпки. Все это нам рассказал потом один парень, их старпом. Он ещё немного пожил. Единственный.
Дело было в том, продолжал Кронски, чт когда они спускали шлюпки, одна из них перевернулась»? Ну и… он покачал головой и развел руками. Bы же знаете, что я хочу сказать, сержант?
Оливер коротко ответил:
Знаю. И потом добавил: Все хотели попасть оставшуюся шлюпку, да?
Кронски кивнул.
Разумеется. Их пытались отогнать веслами, как рассказывал тот старпом. Бесполезно. Они все равно лезли лезли. Он замолчал.
Сержант уставился на далекие окна башни. Следил, кг вползает внутрь спасательный пояс. В нем вдруг воскре воспоминания о гигантских волнах в тех северных водах, i ревущих ветрах и морозах прежде всего о стуже, котор пронизывала до мозга костей. «Парни в открытых шг~~ ках, подумал он, или парни, которые силятся спус на воду открытые шлюпки, отчаявшиеся, окоченевшие ребята». Он не сводил глаз с окон, но сказал:
И наконец перевернулась и вторая шлюпка, да? Кронски снова кивнул:
Разумеется. Мы были на месте чуть ли не через Если бы добрались за месяц, хуже бы не было. В живых оставался только старпом, но, как я уже сказал, и он долго не протянул. А ведь половина их могла спастись…
Но возникла паника, добавил Оливер. И поэтому не спасся никто. Такие вот дела. Голос его звучал как–то странно, но глаза все ещё не отрывались от окон.
Платком никто не махал. Пока.
* * *
Губернатор вернулся в канцелярию и опустился в кресло у стола. Теперь он чувствовал себя старым и не уставшим, а просто обессиленным. Как будто в милом обществе Бет он окунулся на несколько часов в освежающее лето вечной молодости, понимая, что это только миг, но все же надеясь, что миг этот каким–то чудом продлится. Бетти уже покинула его, все женщины до единой были в безопасности.
Губернатор не выдержал прощания и ушел.
«Нет большего дурня, чем старый дурень», он гадал, кто придумал этот афоризм и при каких обстоятельствах. Вероятно, какой–то старый хрен, иронизировавший над самим собой после того, как юная стерва, о которой он слишком хорошо думал, дала ему понять, что предпочитает особ мужского пола своего возраста.
Ах, с Бет все было бы не так. Губернатору казалось, что Бет охотно удалилась бы с ним на ранчо в горах Нью–Мексико, даже если бы имела полную свободу выбора.
«Желанная идиллия» откуда это? Просто сон, и ничего больше. Который не станет явью.
Но почему нет? Тот проклятый вопрос, который задавала и Бет. Почему именно я?
Почему сон не может превратиться в действительность? Почему молния попадает не в одного, а в другого? Почему он не может дожить остаток жизни в покое и уединении, о чем мечтал, и даже с той новой радостью, которую нашел только сегодня?
Если ты есть, Господи, ответь мне!
Сердишься, да? А почему не сердиться? Внизу на площади стоят тысячи людей, может быть десять тысяч, которые потом пойдут себе домой и будут заниматься своими Делами, или пойдут спать, зная, что проснутся утром. Конечно, большинство из них живет, говоря словами Торо, в тихом отчаянии, но это ничего не меняет в том, что у есть хоть какая–то возможность выбора, а у него нет ниче