Шрифт:
Берендеев Кирилл
Взгляд сверху
Я возился на лоджии, пересаживал цветы, когда услышал снизу, с улицы, чьи-то голоса. Не знаю, почему я вдруг решил выглянуть, какая-то непонятная необходимость заставила меня оторваться от рассады и посмотреть вниз.
Квартира моя располагается невысоко, на третьем этаже, всякий разговор людей, проходящих под окнами, слышен во всех подробностях, будто бы часть произносимых фраз касается меня и, поэтому, непременно должна быть мной услышана. Этот раз не стал исключением.
Поначалу я уловил лишь обрывки фраз:
Под моими окнами, чуть наискосок, на заасфальтированной площадке перед входом в клетушку мусоропровода, стоял контейнер, ежеутрене выкатываемый из-под трубы, и ежевечерне возвращаемый обратно дворничихами. Несмотря на позднее утро, - часы показывали четверть двенадцатого - мусоровоз еще не прибыл, и раскрытый контейнер стоял полон.
Подле него стояли два бомжа, неспешно ковырявшиеся в груде мусора: он вытаскивал на свет Божий обломки и обрывки, она, если считала необходимыми найденные вещи, складывала их в большой пластиковый мешок. В ту минуту, как я выглянул наружу, они оба обсуждали возможность изъятия из контейнера пустой пластиковой аптечки, он стучал по ней заскорузлым бородавчатым пальцем, давая пояснения по пользованию, она в ответ лишь качала головой и, не желая принимать бесполезную по ее мнению, ношу, сунула руки в карманы ветхого пальто с оторванным воротником. День был душный и знойкий, мне, стоящему на лоджии в одной рубашке было жарко, по ее же лицу поминутно стекали капли пота, грязные волосы прилипли ко лбу, но снимать пальто она не собиралась, разве что решилась расстегнуть его, обнажив драную водолазку и линялую замшевую юбку. Так же и он не рисковал освободиться от выцветшей кожаной куртки на подкладке.
Наконец, он уступил настойчивым возражениям, и вновь продолжил свои поиски. Вытащил на поверхность мусорный мешок, резким движением вытряхнул содержимое в общую кучу и принялся старательно изучать его.
И в этот миг она быстрым, чисто женским движением выхватила из вываленной кучи яркий глянцевый журнал.
– Это еще что?
– спросил он, бросая недовольный взгляд в ее сторону. Но она не ответила. Некоторое время еще он продолжал возиться в куче мусора, пока почти нарочитое невнимание с ее стороны, не стало беспокоить его. Он отвлекся от поисков раз, другой, растерянно хмыкнул, не понимая причин, по которым она оставила его копаться в одиночестве. И, не выдержав, протянул руку к журналу.
Она отвела руку.
– Что ты тут нашла?
– снова спросил он. Она перелистнула страницу журнала назад и подала ему.
– Красиво, правда?
– А... вроде, - неохотно ответил он. Повернулся было, чтобы закончить с содержимым пакета и приняться за следующий, но ее интерес к журналу был слишком велик, чтобы отпустить вот так просто единственного собеседника.
– Нет, скажи, тебе как?
– продолжала настаивать она.
– Нашла чем интересоваться.
Она, недовольная его безразличием, отмахнулась, и некоторое время подчеркнуто внимательно смотрела журнал, отвернувшись от него. Но не выдержала:
– Ведь, в самом деле, интересно, - и посчитав свои слова поводом, снова подала ему журнал, открытый на другой странице.
– Посмотри. Я такого еще не видела.
Какое-то время он тускло смотрел на страницу, затем все же поднял глаза и медленно произнес:
– Да, чего только не придумают. Что там пишут?
Она поднесла страницу к близоруким глазам и прочла всего несколько строк; ее слова я так и не смог расслышать. Выдержав недолгую паузу, он усмехнулся, хотел сказать что-то малоприятное, но, встретив удивительною сосредоточенность в ее взгляде, лишь заметил:
– Я и не представлял, что такое вообще возможно. Надо же...
– и исчерпав до дна необходимый случаю запас слов, молча смотрел, как она перелистывает журнал. Минуты через две он решился снова обеспокоить ее и произнес: - Ну что же, может, пойдем?
– Да, пойдем, - она медлила, никак не решаясь расстаться с журналом. Хотя и брать с собой тоже не спешила. Листала и листала глянцевые страницы: дошла до конца и вернулась к началу.
– Ну, пойдем?
– нетерпеливо спросил он.
– Подожди чуть, - ответила она. Долгая пауза протянулась между вопросом и ответом.
– Просто удивительно.
И она снова протянула ему журнал, раскрытый, кажется, на той же самой странице, что и несколько минут назад.
– Да, интересно, - отстраненно произнес он. По лицу было видно, что заботит его совсем другое.
– Интересно, - на всякий случай подтвердил он.
– Очень интересно, - согласилась она поспешно, видно, не зная, какими еще словами можно описать возникшее влечение к журналу.
– Столько всего...
– Дорогой, наверное, - произнес он, подбирая нужные ей сейчас слова.
– Да, дорогой. Рублей пятьдесят стоит. Или больше.
– Или больше, - кивнул он.
– Одна бумага чего стоит. Хорошая бумага, и через двадцать лет не выцветет.
Произнеся эти слова, он резко повернулся и принялся собираться. Складывал пластиковые пакеты в большую сумку с оторванной ручкой, перед этим аккуратно завязывая их, и когда наполнил доверху, застегнул "молнию" и повесил сумку на плечо.
– Пойдем, - сказал он едва слышно.
И она повиновалась. Закрыла журнал и осторожно положила его поверх мусорной кучи.
Ветер затрепал обложку. Она увидела это, вернулась и положила журнал сызнова. И, взявши пластиковые пакеты в обе руки, медленно пошла по улице. Я заметил, как она несколько раз обернулась через плечо, а затем прибавила шагу.
Он тоже обернулся, поджидая ее. Через мгновение они оба скрылись за углом дома.
А ветер, неожиданно сменив направление, вновь принялся трепать обложку дорогого глянцевого журнала.