Взгляд в темноте

Кларк Мэри Хиггинс

— Если развяжу, я тебе понравлюсь? — Шэрон стояла на коленях перед постелью, и он прижался к ее боку ногой.

— Конечно, понравитесь… пожалуйста. — Ее пальцы разглаживали влажные песочные завитки на маленьком лбу.

— Не трогай повязку! — Ледяная рука оттолкнула ее от Нила.

— Не буду. — Ее голос звучал успокаивающе.

— Хорошо. Ненадолго. Но только руки. Сначала… ты садись.

Она напряглась.

— Зачем?

Не могу же я вас обоих развязать. Отпусти мальчишку.

— Ничего не оставалось, кроме как подчиниться. На

этот раз он связал ей ноги от коленей до лодыжек и посадил на раскладушку.

— Я не буду связывать тебе руки, пока не соберусь уходить, Шэрон. — Это было уступкой. На ее имени его голос задержался.

Соберусь уходить? Неужели хочет оставить их здесь? Он склонился над Нилом, разрезал веревки на его запястьях. Нил развел руки и замолотил ими по воздуху. Дышал он отрывисто, присвист становился все напряженнее.

Шэрон посадила его к себе на колени. На ней все еще было серое пальто. Она запахнула в него мальчика и прижала к себе. Дрожащее тельце сопротивлялось, пытаясь отстраниться.

— Нил, прекрати! Успокойся! — Ее голос звучал твердо. — Помни, что папа тебе говорил, когда у тебя случался приступ. Сиди спокойно и дыши очень медленно. — Она подняла глаза. — Пожалуйста… дайте ему воды.

В неровном пыльном освещении тень похитителя, как черная клякса на фоне бетонной стены, казалась разделенной на куски шелушащейся краской. Он кивнул и пошел к ржавой раковине. Капающий кран захлебнулся бульканьем. Пока он стоял к ней спиной, Шэрон рассматривала фотографии на стене. Две женщины были мертвы или умирали, третья пыталась убежать от кого-то или чего-то. Он сделал это с ними? Насколько он безумен? Зачем похитил их с Нилом? Он рисковал, когда шел с ними через терминал. Этот человек все тщательно спланировал. Для чего?

Нил глотал ртом воздух, задыхался. Кашель был резкий, душераздирающий.

Похититель вернулся от раковины с бумажным стаканчиком в руке. Кашель действовал ему на нервы. Протянутая к Шэрон рука дрожала.

— Пусть прекращает это, — велел он.

Шэрон прижала стаканчик к губам Нила.

— Нил, попей. — Он жадно глотнул воду. — Нет… медленно, Нил… а сейчас откинься назад. — Мальчик выпил воду, вздохнул. Она почувствовала, как невесомое тельце немного расслабилось. — Вот так.

Мужчина наклонился к ней.

— Ты очень добрая, Шэрон. Поэтому я и полюбил тебя. Ты же меня не боишься, правда?

— Нет… конечно, нет. Я знаю, что вы не собираетесь причинить нам вред. — Она старалась говорить легко, непринужденно. — Но зачем вы привезли нас…

Не ответив, он подошел к черному чемодану, поднял его и положил на пол в нескольких футах от двери Присел и осторожно открыл.

— Что в нем? — спросила Шэрон.

— Просто нужно кое-что сделать перед уходом.

— Куда вы пойдете?

— Не задавай столько вопросов, Шэрон.

— Просто интересуюсь вашими планами. — Она смотрела, как его пальцы перебирают содержимое чемодана. Сейчас пальцы жили своей жизнью, в которой умело обращались с проводами и порошком.

— Я

не могу разговаривать, когда работаю с нитроглицерином. Нужно соблюдать осторожность, даже мне.

Шэрон крепче обняла Нила. Этот безумец перебирает взрывчатку в нескольких футах от них. Если он допустит ошибку, если его что-то разозлит… Ей вспомнилось, как в Гринвич-Виллидж взорвался песчаник. Она приехала в Нью-Йорк на каникулы и ходила по магазинам в двух кварталах от того места, где раз дался оглушительный грохот. Тучи пыли, груды раскрошенного камня и расщепленного дерева. Те люди тоже думали, что умеют обращаться со взрывчаткой.

Шепча про себя молитвы, она смотрела, с какой кропотливой тщательностью он работает, а в ногах остановилось кровообращение, кожа покрылась испариной, уши улавливали отдаленный шум поездов. Хрипы в груди Нила стали ритмичными, частыми, но не такими ужасными, как раньше.

Наконец мужчина выпрямился.

— Готово. — Он выглядел удовлетворенным.

— Что вы собираетесь с этим делать?

— Это ваша нянька.

— Что вы имеете в виду?

— Мне нужно оставить вас до утра. И я не могу вас потерять, верно?

— Как вы можете нас потерять, если мы здесь одни и связаны?

— Один случай на миллион… на десять миллионов, что кто-нибудь попробует забраться в эту комнату, пока меня нет.

— Сколько вы собираетесь нас здесь держать?

— До среды. Шэрон, не задавай мне вопросов. Я скажу тебе все, что считаю нужным.

— Извините. Просто я не понимаю.

— Я не могу допустить, чтобы кто-нибудь вас нашел. Но мне нужно уйти. Так что если обмотать дверь проводами и кто-то попытается войти…

Ее здесь нет. Она этого не слышала. Этого не может быть.

— Не беспокойся, Шэрон. Завтра вечером Стив Петерсон заплатит мне восемьдесят две тысячи долларов, и все закончится.

— Восемьдесят две тысячи долларов…

— Да. И тогда в среду утром мы с тобой уедем, и я оставлю записку, в которой сообщу, где они смогут найти мальчишку. — Где-то вдалеке раздалось слабое эхо от рева, тишина и снова рев.

Он быстро пересек комнату.

— Прости, Шэрон. — Он вдруг вырвал у нее Нила, бросил его на раскладушку. Не успела она шевельнуться, как руки оказались за спиной. Когда он связал ей запястья, пальто соскользнуло.

Теперь он повернулся к Нилу.

— Не вставляйте ему кляп, пожалуйста, — взмолилась она. — Если он задохнется… тогда вы можете не получить деньги… возможно, вам придется доказать, что он жив. Пожалуйста… вы… вы мне нравитесь. Потому что вы так умны.

Он смотрел на нее, размышляя.

— Вы… вы знаете мое имя, но не сказали мне свое. Я хотела бы думать о вас.

Он взял ее лицо в ладони и повернул к себе. Руки были мозолистые, грубые. Невозможно представить, что они так ловко управлялись с тонкими проводами. Он наклонился к ней, обдал затхлым, горячим дыханием. Пришлось выдержать поцелуй, грубый и влажный, прикосновение губ к щеке и уху.