Взгляд зверя
Шрифт:
– А сестрички-то где – спрашивала я ее.
Но Мотя ничего не говорила, только головой мотала да взахлеб плакать начинала. Впрочем, мы скоро сами все узнали.
Обнаружили платок одной из сестер. Хорошо дядя Сережа с собой собаку взял, та у него молодая, умная. Пробежав по окрестностям, напала на след и потянула за собой всю поисковую группу во главе с хозяином. Вот только под конец идти отказывалась. Сядет и смотрит виновато. Платок даешь – нюхает, а как дальше бежать – морду отводит и все тут.
– Ну, бестолковое животное! – ругался на нее дядя Сережа. Да толку с того?
Пришлось нам дальше искать своими силами. Разбрелись по округе и продолжили поиски. Через час ходьбы услыхали крик, прибежали.
Нашли
Переносить тела на сельское кладбище не решились, не у кого бы даже рука не поднялась собирать сестер по кусочкам и перетаскивать к людям. Общим решением было принято уложить девочек рядом и присыпать сверху землей и елевыми иголками. На том и порешили. Когда все сделали, на холмике поставили деревянный крест с прибитыми фотографиями Наденьки и Любы. Фотография была старая, сделана еще отцом сестренок, который вскоре после рождения дочерей умер от тифа, оставив мать одну, наедине со своими мыслями. Татьяна Макаровна еще долго не уходила с импровизированной могилки. Все смотрела на фотографии, пока на рыхлую землю под ногами падали слезы. Обеим девочкам не было и восемнадцати. Надя вот-вот окончив приходскую школу при храме отметила свое шестнадцатилетие. А Любаша буквально недели не дожила и до четырнадцати.
С того момента сельчане в лес по грибы да ягоды не нагой. Пусть сгниет – себе дороже. Одна только Татьяна Макаровна рвалась в чащу, да никто не соглашался отвезти бедную женщину, корившую себя, за то, что отпустила тогда за грибами обеих. А кто бы знать мог, что так оно случиться.
Хорошее то лето было, пришла осень – пора урожай собирать, уже через неделю погребки были заставлены банками с различными соленьями. Капуста в бочках стояла прямо под крышей. И сами ели, и в город продавать все равно тянет. Из мужиков ехать никто не хотел, отнекивались мол дел много. Один Пашка, соседский мальчуган, с которым мы были примерно ровесниками, заявил, что мол сам на рынок съездит, продаст втридорога, возьмет что надо, а еще купит себе приемник, радио слушать. Отговаривать его никто не стал, а ты попробуй. Вещи, что на продажу погрузили, пожелания что купить Паша тоже собрал, вот уже ехать собрался, а мать за рукав тянет.
– На-ка вот, возьми – и топор отцовский протягивает.
– Да накой он мне? Ну мам! – вопрошал Пашка.
Однако, поняв, что с матерью спорить бесполезно, кинул инструмент в телегу и двинулся в путь. То, что случилось потом Пашка долго не рассказывал, хотя домашняя настойка, да расспросы постоянные развязали ему язык. Далее с его слов.
– Еду, значит, на дорогу гляжу, бегущие облака рассматриваю. Подъехали к месту, где деревья ветром повалило. Здесь до этого мужики с села неделю работали, почти все растащили. Один ствол остался лежать, береза сухая да трухлявая. Взялся за топор стою махаю, за полчаса управился по сторонам смотрю, где б в тенечке отдохнуть – солнце так и печет. Спрятался под листвой сижу на лошадь-Маньку любуюсь. Слышу сзади шорох тихий-тихий, будто кто листву ворочает. Обернулся, а это еж шуршит.
Сбегал до телеги, взял корзинку, что Тонька сплела, вернулся – нет колючего. Смотрю, ищу его везде, по поляне бегаю. Походу скрылся ежик, нет его нигде. Мое внимание привлекла Манька, которая, походу, уже устала ждать меня посреди дороги и, недовольно виляя хвостом, била копытом о дорогу. Я уже уходить собирался, когда почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Метрах в тридцати за деревом стояла фигура, явно превышающая человеческий рост, черная мохнатая. Это существо наполовину выглядывало из-за ствола, очевидно не желая привлекать к себе внимания. Одним глазом оно следило за каждым моим движением. Когда я остановился оно еще с минуту, не двигаясь, буквально ело меня глазами. Ступор прошел в том момент, когда где-то неподалеку взлетела напуганная выпь. Существо повернуло морду в сторону, и тут я понял, что другого шанса у меня уже не будет. Я ринулся к повозке. Искренне надеясь, что оно не сразу среагирует на мой побег. Обернулся я уже тогда, когда стоял спиной к тележке, испуганно вглядываясь в лесную чащу. Странный зверь стоял за тем деревом, где я прилег отдохнуть после изнурительной работы. Я медленного, не сводя глаз с него, пытался залезть в телегу. В этот момент пасть существа расползалась в кривой улыбке. Из-за ствола показалась худая, когтистая лапа. Пока я не глядя пытался нащупать поводья или топор, это что-то царапало кору старого дуба, оставляя на нем четкие следы.
Не знаю каким чудом я остался жив. До сих пор задаюсь вопросом, ведь существо так и продолжило стоять за деревом, пока я отъезжал от злополучного места встречи, по прежнему не сводя глаз с этого силуэта. В какой-то момент телега скрылась за поворотом. Я лишь увидел, как черное пятно скрылось среди деревьев. В дальнейшем дорога показалась мне вечностью, а остановиться и закрыть уставшие глаза я смог только тогда, когда въехал в город.
Обратно по темну возвращаться я не хотел, да и в одиночку преодолевать этот путь снова не решался, поэтому как мужики с города поехали – я с ними увязался.
После этой встречи мы больше не виделись, удачу свою тоже проверять не стал, поэтому дальше села в принципе никуда не ходил.
Поезд въехал в туннель, на время погрузив собеседников в темноту. Алексей думал, могут ли иметь связь его сегодняшний кошмар и рассказ бабушки-попутчицы. Однако уже после того, как вагон вновь залил солнечный свет. Антонина Николаевна продолжила.
– Поговаривать начали, что Утчи или Унху – духа лесного на свою голову приманили. Здесь раньше манси жили, пока деревня не обрусела. Так у них этот идол прям посреди селенья стоял. А жертвенник в лесу до сих пор где-то спрятан, местные натыкались пару раз, когда в сосняк с головой уходили.
Легенда ходит, что когда-то всей деревней ему поклонялись. Хороводы вокруг столба языческого водили, да песни пели. Только с приходом церкви позабылись старые обычаи, ушла и нечисть. А теперь мол без глаза Божьего оно обратно возвращается. И если вовремя духа лесного не задобрить, то на деревню скоро обрушатся большие несчастья.
– Я в эти сказки не верила, как и в то, что принеся в жертву человека, можно получить в обмен на душу силу бессмертие этого лешего духа. До последнего не верила и в рассказы Пашки дурочка и оголтелых охотников, что в лесу растерзанные тушки зайцев да лисиц находили. У нас же в лесу нет дичи покрупнее, правильно? Вот все на Унху на этого и валят – Антонина Николаевна взяла паузу.
– Но так, если не верите, зачем тогда браслет на руке до сих пор носите? – задал Алексей вполне логичный вопрос.
Вскоре она продолжила.
– Алексей, вы конечно можете считать, что у меня богатая фантазия, или мне могло во сне привидеться то, что случилось потом, но я его видела.
Когда с момента смерти девочек сорок дней прошло, пошла я на могилку. Не могла одна дома поминать, дороги они мне были очень. Заодно, думаю, посмотрю, может что прибрать надо будет, лапы еловые поменять, листву опавшую смахнуть. Матрену с собой не стала брать. Не дай Бог, у несчастной опять начнутся приступы истерики. Каждую ночь она просыпалась от любого шороха, вставала и оглядывала залитую светом множества свечей комнату. Заслышав ночной вой собак Мотя начинала плакать. В таких случаях про дальнейший сон можно было забыть. Она вставала и до самого утра, не смыкая глаз, сидела на печи испуганно вглядываюсь в мглу за окном.