Взгляд
Шрифт:
Звонок тут же переключился на режим речевой почты.
– Это Энкиду, – произнес мужской голос. – Я занят, попробуйте позвонить позже. Бип! Извините, сообщений не принимаю. Я вам не автоответчик.
Джаспер отключил связь и снова посмотрел на листок. Рядом с номером было нацарапано слово «Камден». Пока он комкал листок и прятал его в карман брюк, сигнал интерфейса сообщил о получении почты.
«Энкиду, Камден», – подумал он. Если он сможет попасть туда так, чтобы за ним не проследили, у него, возможно, появится шанс уйти от смотрителей. Встав так, чтобы дверь пожарной лестницы послужила экраном его интерфейса, он открыл
У Джаспера рубашка стала мокрой от пота, капли с висков потекли по щекам. Он сорвал с себя галстук и согнулся пополам, упираясь ладонями в колени. Дыхание у него сбилось. Музыка, хоть и была теперь еле слышной, бешено закружилась у него в голове.
Кто-то неизвестный отправил ему это изображение, чтобы его предостеречь или запугать. Так или иначе, сообщение подтвердило то, что он знал и раньше: приступ безумия у курьера, начавшийся сразу после того, как Джаспер вручил ему диск, не был случайным.
Джаспер бросил взгляд на камеру наблюдения под потолком, повернулся и побежал вниз по лестнице. Его жесткие подошвы стучали по бетонным ступенькам. На втором уровне его интерфейс на мгновение отключился и тут же заработал снова, задействовав беспроводную усилительную сеть. На третьем уровне он, задыхаясь, рванул дверь, уводящую с пожарной лестницы.
В темноте парили ноты солирующего гобоя. Печальный духовой инструмент проник через старые динамики парковки, раскололся о стену, разделявшую уровень, и узлом завязал Джасперу все внутренности. Он нерешительно остановился.
Его мать не заслужила того, чтобы еще один ее сын таинственным образом исчез. И Ана заслуживает большего. Он напортачил.
Гобой стал тише, а фортепьянная тема начала нарастать. Ее подхватили скрипки.
Быстро выведя трехмерный план Центра искусств, он стал искать выход. «Барбикан», построенный в семидесятых годах двадцатого века, представлял собой обширный лабиринт бетонных лестниц, серых башен и соединительных переходов. Джаспер нашел нужный участок и настроил проекцию интерфейса так, чтобы та слабо светилась. Он осторожно двинулся от лестницы – единственного места, где длинные флуоресцентные лампы еще работали, – к туннелю перехода. Туннель вел к ступенькам, которые выходили наружу в проулке, связанном со станцией «Мургейт». Наилучшим способом уйти от наблюдения была бы подземка. Система слежки смотрителей не может охватить обширную систему лондонского метро.
Джаспер прошел мимо стоящих рядком старых машин, ободранных до полной неузнаваемости. Двадцать три года назад, когда источники бензина начали подходить к концу и начались Бензиновые войны, по всей стране были брошены миллионы автомобилей: перед домами, в гаражах и на автопарковках, таких как эта. Ограниченные ресурсы электричек оказались не в состоянии обеспечивать людей, прежде приезжавших на работу на машинах, – и люди, сотни тысяч, стали стекаться в крупные города, предоставляя городкам и поселкам медленно умирать.
На фоне хорошо знакомой мелодии послышался звук заработавшего двигателя. Джаспер заслонил свой интерфейс и, пригнувшись у толстой колонны, прислушался. Похоже было, что вибрирующий гул доносится откуда-то сзади. У него заколотилось сердце. Автостоянкой на этом уровне почти никто не пользовался: в ней не было никакой необходимости, поскольку шоферам Чистых хватало места, чтобы припарковаться на первом уровне.
Джаспер сузил поле освещенности интерфейса, превратив его в резкий луч света. Вместо того чтобы ощупью пробираться вдоль стены ко второму уровню, он с помощью луча сначала найдет дверь в туннель, а потом направится к ней уже в темноте.
Он вел лучом по кирпичной стене, пока не увидел металлическую дверь, и мысленно проложил себе путь туда. Восемь шагов вперед на «два часа», шаг, чтобы обойти толстую колонну, а потом четыре шага на «три часа». Он отключил освещение и прислушался. В ушах шумела кровь, он больше не мог различить негромкий звук гибридного двигателя. Глубоко вздохнув, он выпрямился и двинулся вперед.
Включившиеся фары поймали его фигуру. Машина поехала к нему, быстро набирая скорость. Джаспер перешел на бег, за секунду преодолев четыре метра. Машина остановилась у колонны. Ослепленный фарами Джаспер толкнулся в дверь.
Она не поддалась.
Собрав все силы, он ударил плечом в холодный металл. Руку ему обожгло острой болью. Дверь не открылась. На мгновение потрясение парализовало его.
Свет фар стал менее ярким. Решив не сдаваться, Джаспер бросился к пандусу, который вел на следующий уровень. Крохотная точка света прыгала перед ним в темноте: кто-то приближался к нему с включенным интерфейсом. Джаспер рванулся назад. Машина дернулась, отрезая ему путь к отступлению, поймав его между своим корпусом и вращающимся разноцветным лучом интерфейса.
По туннелю разносился звук шагов: топ-топ.
– Решил уйти пораньше, Джаспер? – осведомился голос.
У Джаспера оборвалось сердце. В своей панике он даже не сразу опознал бархатный баритон, но в следующую секунду пришло понимание. Каким он был идиотом! Каким наивным дурнем!
– Ты поставил меня в очень неловкое положение, – сказал мужчина. – Я долго надеялся, что мы сможем обойтись без этого.
Щуря глаза, Джаспер всматривался в темноту. Человек держал в руках какой-то металлический стержень. Вверх по позвоночнику Джаспера словно иголками прошлись. Это ощущение все усиливалось, приближаясь к голове, и взрывом затопило черепную коробку. Он попытался поднять руку к месту самой сильной боли, но она осталась безвольно висеть. Он попытался сообразить, что можно сделать, но мысли превратились в разлетающиеся нити, которые поймать никак не удавалось.
До его сознания доходила только музыка, напомнившая ему про Ану: это были финальные аккорды концерта.
4. Похищение
Через высокое окно полуподвала просачивался хмурый рассвет. Ана, задержав дыхание, сидела по-турецки на дне плавательного бассейна. Между коленями у нее был зажат блок балласта. Закрыв глаза, она сосредоточилась на медленном и ровном биении собственного сердца. Легкие у нее горели. Она расслабила мышцы рук, лица, грудной клетки. Она считала про себя. По мере того, как жжение утихало, ее начали одолевать мысли о вчерашнем вечере. Она упорно отгоняла их, решив не вспоминать о том, как ее друг распустил обручальную ленту, словно этот символ не имел никакого значения, как она искала Джаспера, пока концертный зал и бар не опустели, а потом вынуждена была признаться себе, что он ушел не попрощавшись.