Взлет и падение Третьего рейха
Шрифт:
Неприветливый советский комиссар по иностранным делам, у которого подозрения в отношении немцев росли, точно цветы в июне, воспринял новость, принесенную ему Вернером фон Типпельскирхом вечером 26 сентября, крайне скептически. С присущей ему педантичной внимательностью к деталям, что так раздражало всех, кто вел с ним переговоры, будь то друг или недруг, он тут же заметил, что, согласно статье IV Московского пакта, Советское правительство имеет право ознакомиться с текстом этого тройственного военного альянса до того, как он будет подписан, в том числе и с "любыми секретными протоколами".
Молотов хотел знать больше относительно немецкого соглашения с Финляндией по транспортировке войск через эту страну, о чем ему стало известно из печати, в частности из
"Советское правительство, — продолжал Молотов, — хочет получить текст соглашения о пропуске войск через Финляндию, в том числе текст секретной части соглашения… и получить информацию… против кого оно направлено и каким целям служит".
Русских нужно было успокоить — этого не мог не понимать даже тупоголовый Риббентроп, и 2 октября он передал по телеграфу текст, который, по его словам, и составлял суть соглашения с Финляндией. Он также вновь повторил, что тройственный пакт, между прочим, уже подписанный {Пакт был подписан в Берлине 27 сентября 1940 года (церемонию его подписания я отразил в своем "Берлинском дневнике"). В статьях 1 и 2 соответственно Япония признавала лидерство Германии и Италии в установлении "нового порядка" в Европе, а эти две страны признавали лидерство Японии в Восточной Азии. Статья 3 предусматривала взаимную помощь в случае, если одна из трех держав подвергнется нападению со стороны Соединенных Штатов (хотя Америка не упоминалась, но на нее прозрачно, намекалось). Самым значительным в пакте, как я тогда отметил в своем дневнике, было то, что Гитлер уже смирился с мыслью о длительной войне. Чиано, подписавший пакт от имени Италии, пришел к такому же выводу (см.: Чиано Г. Дневники, с. 296). Итак, вопреки утверждениям пакт явился как бы предупреждением Советскому Союзу. — Прим. авт. }, не был направлен против Советского Союза, и торжественно заявил, что "не было никаких секретных протоколов, никаких других секретных соглашений". В соответствии с его инструкциями Типпельскирх 7 октября как бы между прочим сообщил Молотову, что в Румынию направляется немецкая военная миссия. Молотов отреагировал на эту очередную новость скептически: "Сколько войск вы направляете в Румынию? " Поэтому 13 октября Риббентроп послал длинное письмо Сталину с целью воспрепятствовать усилению тревоги в Москве по поводу действий Германии.
Это письмо, как и следовало ожидать, являло собой глупое и высокомерное сочинение, изобиловавшее несуразностями, ложью и отговорками. Вину за продолжение войны и ее последствия он возлагал на Англию, причем ему совершенно ясно одно: "Война, как таковая, нами выиграна. Вопрос только в том, как долго она продлится, прежде чем Англия… признает свой крах". Шаги, направленные против России, предпринятые в Финляндии и Румынии, а также тройственный пакт преподносятся в письме как подлинное благо для нее. Между тем английская дипломатия и агенты английских секретных служб пытаются вызвать осложнения в отношениях между Россией и Германией. И далее Риббентроп спрашивал Сталина, почему бы ему не послать в Берлин Молотова, с тем чтобы фюрер мог "лично изложить свои взгляды относительно будущих отношений между нашими странами".
При этом Риббентроп прозрачно намекал, что это за взгляды: разделение мира между четырьмя тоталитарными державами.
"По-видимому, миссией четырех держав — Советского Союза, Италии, Японии и Германии, — писал он, — является принятие долгосрочной политики… путем разграничения своих интересов в мировом масштабе".
В немецком посольстве в Москве произошла некоторая задержка с доставкой этого письма по назначению, что вызвало у Риббентропа ярость и побудило его отправить сердитую телеграмму Шуленбургу, в которой он требовал объяснить, почему письмо было передано только 17 октября и почему, "учитывая важность его содержания", оно не было вручено лично Сталину (посол вручил его Молотову). Сталин ответил 22
"Молотов прибыл в Берлин в пасмурный, дождливый день; его встреча носила строго официальный характер. Когда он проезжал по Унтер-ден-Линден к советскому посольству, то показался мне старательным провинциальным школьным учителем. Но он, вероятно, обладал какими-то способностями, если сумел выжить в условиях той резни, которая была развязана кремлевскими головорезами. Немцы бойко судачили о том, что, пусть Москва осуществит свою давнишнюю мечту о Босфоре и Дарданеллах, тогда им достанется остальная часть Балкан — Румыния, Югославия, Болгария… "
Так начинаются мои дневниковые записи, сделанные в Берлине 12 ноября 1940 года. Сообщения немцев об этих переговорах были довольно точными. Сегодня мы знаем значительно больше об этой странной и, как оказалось, роковой встрече благодаря захваченным документам германского министерства иностранных дел, в которых была обнаружена секретная запись о двухдневном пребывании Молотова, сделанная, за исключением одного случая обмена мнениями, вездесущим доктором Шмидтом {Их точность позднее была подтверждена самим Сталиным, хотя и непреднамеренно. Черчилль утверждает, что в августе 1942 года он получил от Сталина подробную информацию о переговорах Молотова в Берлине, которая в основном не отличалась от немецкого варианта, хотя была изложена более сжато. — Прим. авт. }.
На первом совещании двух министров иностранных дел, состоявшемся днем 12 ноября, Риббентроп принялся было с напыщенным видом разглагольствовать о пустяках, но Молотов быстро раскусил его и разгадал игру немцев. "Англия, — начал Риббентроп, — разбита, и только вопрос времени — когда она признает свое поражение… Пришло время начала конца Британской империи". Англичане действительно надеются на помощь Америки, но "вступление Соединенных Штатов в войну Германию не волнует. Германия и Италия не позволят больше ни одному англосаксу высадиться на Европейском континенте… Это вообще не военная проблема… Поэтому державы оси думают не о том, как выиграть войну, а скорее о том, как покончить с последствиями войны, которую они выиграли".
Исходя из этого, Риббентроп пояснил, что подошло время определить четырем великим державам — России, Германии, Италии и Японии — сферы их интересов. Фюрер, по его словам, пришел к заключению, что все четыре державы будут, естественно, расширяться "в южном направлении". Япония уже обратила свои взоры на юг, как и Италия, в то время как Германия после установления в Западной Европе "нового порядка" найдет для себя дополнительное жизненное пространство (из всех мест!) в Центральной Африке. Ему, Риббентропу, хотелось бы знать, собирается ли Россия "обратить свои взоры на юг в поисках естественного выхода к морю, что так важно для нее". "К какому морю? " — холодно уточнил Молотов.
Это был неуклюже поставленный, но кардинальный вопрос, как осознают немцы в ходе последующих 36-часовых непрерывных переговоров с этим упрямым, прозаически настроенным, педантичным большевиком. Такой вопрос смутил до некоторой степени Риббентропа, и он не смог придумать ответа. Вместо этого он стал перескакивать с одной темы на другую, заговорил о "больших изменениях, которые произойдут во всем мире после войны", о том, как важно, чтобы "оба партнера по германо-русскому пакту плодотворно сотрудничали" и "продолжали бы делать дела". Однако, когда Молотов стал настаивать на ответе на его простой вопрос, Риббентроп заявил, что "в конечном счете наиболее удобный доступ к морю для России можно было бы поискать в направлении Персидского залива и Аравийского моря".