Взлетая высоко
Шрифт:
– Давайте все-таки сядем. – Как это часто бывает, мама берет все в свои руки и указывает на диванчик в нише, с которого они только что поднялись. Сколько родители прождали меня здесь? Бет же пыталась позвонить мне, когда они приехали? Черт. Я даже не знаю, с собой ли у меня телефон или я оставила его в своей комнате. И вообще, когда я последний раз держала его в руках?
Мама выжидательно смотрит на меня:
– Или ты хочешь уехать отсюда? Если хочешь домой…
Тихий кашель напоминает мне, что я не одна. И когда Чейз встает рядом со мной и протягивает руку моим родителям, ситуация становится еще более сюрреалистичной.
– Миссис ДеЛука, мистер ДеЛука. Я Чейз Уиттакер. Рад
Он очень вежлив, таким его воспитали родители, вот только ситуацию это не спасает. Папа первым приходит в себя и пожимает руку Чейза, затем мама выходит из оцепенения и приветствует его.
С тех пор как я уехала из дома и поступила в колледж, я не знакомила их со своими новыми друзьями. Ни с бывшим парнем, ни с другими людьми, с которыми я общалась в Сан-Диего, так что это неизведанная территория для всех нас. И если я правильно понимаю выражение лиц моих родителей, они уже сформировали свое мнение о Чейзе. Не важно, как хорошо он воспитан, все, что они видят – это темно-фиолетовый синяк под глазом и ссадины на костяшках пальцев. И они сразу сбрасывают его со счетов. Они даже не спрашивают, кто он, и я не нахожу в себе смелости, чтобы объяснить им, что это тот человек, который буквально спас меня и оставался рядом все это время. Тем, кто был со мной в самый темный момент моей жизни, удерживая на плаву, когда я уже не справлялась.
Между нами повисает молчание, что делает всю эту ситуацию еще более нелепой. Особенно когда все они выжидающе пялятся на меня, словно я знаю, что делать.
– Может, нам стоит… – нерешительно начинаю я, потому как замечаю, что мы по-прежнему стоим посреди закусочной и на нас пялятся посетители. Не только Бет, но и все гости. Даже мистер Керридж отрывает глаза от своей газеты и хмуро смотрит на нас.
– Может, нам стоит подняться наверх, – эти слова адресованы моим родителям, хотя я хотела бы, чтобы Чейз остался рядом со мной. Но я уверена, что это усложнит ситуацию. С натянутой улыбкой я поворачиваюсь к нему:
– Спасибо. За сегодняшний день и за то, что привез обратно.
Он медлит. Его взгляд на мгновение задерживается на моих родителях, которые, несомненно, наблюдают за нами, затем он медленно кивает и обхватывает мое лицо руками. Больше всего на свете мне хотелось бы закрыть глаза и поддаться этому прикосновению. Вместо этого я делаю глубокий вдох, чтобы подготовиться к тому, что последует.
– Ты справишься? – тихо спрашивает он. Так тихо, что родители не слышат ни его, ни мой ответ. Я знаю, что Чейз делает. Он предлагает мне выход. Возможность сбежать. И как бы мне ни хотелось ухватиться за него – если я не поговорю с родителями сейчас, то никогда этого не сделаю. Иначе я всегда буду бояться их. Кроме того, Чейз круглосуточно был со мной в течение последних нескольких дней. Он никогда не признается в этом, но я уверена, что ему нужен перерыв – от меня и… всех вокруг. Поэтому в ответ на его вопрос я просто киваю.
– Если что-нибудь случится, если ты захочешь уйти, позвони мне, хорошо? Я тут же приеду.
Понятия не имею, чем я заслужила такое счастье, чем заслужила такого парня, как Чейз. Он должен быть зол на меня. Обижен. Разочарован. Может быть, все так и есть, но в данный момент он ставит мои потребности выше своих. Да, звучит похоже на Чейза, которого я знаю. Одна часть меня хочет броситься ему на шею, а другая – еле сдерживается, чтобы не затрясти его, пока он наконец не подумает о себе, о своих желаниях. Но кафе не подходящее место для подобной сцены.
Поэтому я просто улыбаюсь и на короткий миг кладу ладонь на его руку.
– Спасибо.
Он сомневается. Я вижу, что он хочет поцеловать меня. Он не делал этого с утра субботы, с тех пор
– Спокойной ночи, Чейз.
Уголки его рта слегка приподнимаются.
– Сладких снов.
Последний взгляд, последнее прикосновение, потом он отпускает меня, на прощание кивая моим родителям, и покидает закусочную. И хотя рядом есть другие люди, хотя мои родители стоят всего в нескольких метрах от меня, я вдруг чувствую себя совершенно одинокой.
В горле пересыхает, желудок сжимается, когда я понимаю, почему мама и папа на самом деле здесь. Что потребовалось, чтобы вырвать их из уютного и благополучного мира пригорода и заставить вспомнить, что у них есть вторая дочь. Та, которая не умерла. Да, это несправедливо по отношению к ним. Это чертовски несправедливо, но я не могу заставить себя перестать чувствовать гнев по отношению к ним. Все лето, нет, с того ужасного несчастного случая с Кэти они игнорировали меня. Я была практически невидимкой для них. Будто мы с Кэти были одним целым и я умерла вместе с ней. И я могу поклясться, что случались дни, когда родители даже не могли нормально на меня посмотреть.
И все же они здесь. Они получили мое прощальное письмо, прочитали его, и… первое, что они сделали, это приехали в Фервуд? Как такое может быть? Как это возможно? Как могут люди, для которых я ничего не значила, внезапно измениться? Просто не понимаю…
– Хейли… – спокойный голос папы вырывает меня из моих мыслей.
Я неохотно отворачиваюсь от двери и веду родителей через закусочную к лестнице, в то время как за нами следуют любопытные взгляды посетителей. Так странно быть здесь с родителями, ведь это место моей работы. Я точно знаю, где запасные салфетки и меню. Знаю, что у солонки есть трещинка, и поэтому из нее высыпается слишком много соли, так много, что мы ставим ее на стол, только когда зал битком. Мистер Керридж сидит за стойкой и читает свою газету. Его кофе наверняка закончился или остыл. На кухне Саймон напевает песню, звучащую из его телефона. Во время своей смены он всегда слушает один и тот же плей-лист. Всегда. А Бет стоит на том же месте с кофейником в руках и растерянно смотрит на меня. Что ей рассказали мои родители?
Когда мы поднимаемся наверх, я откашливаюсь и толкаю дверь в свою комнату, которая вдруг кажется мне гораздо меньше, чем раньше. И грязнее. Кровать не заправлена, на столе сложены коробки с едой, жирные бумажные салфетки и пустые бутылки. Может, мне стоило проветрить комнату сегодня утром?
Я подхожу к письменному столу и прислоняюсь к нему. У меня нет другого выбора, кроме как снова посмотреть на родителей. Теперь рядом нет никого, кто мог бы помешать мне встретиться с ними лицом к лицу.
Они нерешительно заходят в комнату и вместе садятся на край кровати. Я не удивлена – они всегда принимали совместные решения. В отличие от других детей нашего возраста, мы с Кэти никогда не могли перехитрить их, спросив сначала одного родителя, а затем другого, если хотели что-то получить. Мама и папа всегда вместе принимали решения. Даже сейчас они действуют единым фронтом.
Но я вижу, как они устали. Они вымотаны и напряжены, мама совсем бледная, а ее глаза покраснели. Неужели она плакала? Из-за меня? У папы круги под глазами, и он выглядит совершенно измученным. Они проехали весь этот путь не останавливаясь?