Взлетная полоса
Шрифт:
Володя не докончил свою мысль, но, по мнению Кости, он сказал достаточно. Кирилл Легейдо, возглавлявший рекламное агентство «Гаррисон Райт», был крупной фигурой. И если его смерть была выгодна конкурентам или кому-то, пока невидимому, такие люди перед диверсией не остановятся.
Признание подействовало на Володю не лучшим образом: кожа из бледной стала синюшной, глаза словно бы еще запали – и Меркулов испугался:
– Все, все, тихо. Лежи спокойно. Тебе вредно волноваться.
– Костя… я сейчас волнуюсь оттого, что ты мне договорить не даешь! – В голосе зазвучала капризная, раздражительная нотка. – Слушай… У нас одна камера слежения над воротами… и еще четыре по периметру аэродрома…
– Понял, Володь, –
– Запись на неделю рассчитана… Через неделю старое стирается… новое пишется… Если ваши еще не изъяли, изымайте быстрей.
Меркулов кивнул и дружески, но осторожно похлопал по руке, видневшейся из-под края простыни. Пальцы холодные, как у покойника… Володя попытался улыбнуться.
– Кость, да все просто… Если моя вина, если с техникой что-то… то лучше мне тут сдохнуть… А если гад какой-то все это устроил… то горе этому гаду! Я вылечусь и сам его на лоскутки настругаю, вы его только поймайте…
– Поймаем, – посулил Меркулов. – Обязательно. А ты, Володя, выздоравливай.
Леонид имел полное право называть покойного Легейдо своим другом. Ну пусть они не проводили свободное время вместе: Кирилл был человеком семейным и, конечно, должен был уделять внимание в первую очередь жене, а не друзьям… И пусть они не обсуждали взахлеб новинки литературы и кино: им хватало тем, связанных с рекламным бизнесом… Но разве для дружбы мало профессиональной общности, доводящей порой до того, что они читали мысли друг друга, когда речь шла о сложном клиенте? Разве мало чувства локтя, неизменной поддержки, на которую каждый из них мог рассчитывать? А что касается внешних выражений чувств, наверное, Леонид просто человек не слишком эмоциональный. Как говорила его мать, неласковый.
Должно быть, он так устроен: на первом месте для него всегда стояли деловые интересы. Он знал, что должен подняться по карьерной лестнице. А такой начальник, как Кирилл Легейдо, предоставлял для этого наилучшие возможности. Из этого родилась дружба – наверное, единственная разновидность дружбы, возможная для такого неласкового человека, как Леня… Да, он подошел к вопросу выбора начальника – и если хотите, выбора друга – осмотрительно. Но разве неосмотрительность лучше? Леонид всегда знал, что у него нет особенно выдающихся талантов, а значит, должен полагаться на разумный выбор.
Вот Кирилл Легейдо – тот обладал целой прорвищей разнообразных талантов! И поэтому имел право рисковать. Разве не рисковал он, когда, поработав на знаменитого тогда рекламщика Шиллера, ушел в небытие? Именно буквально в небытие – изнанку нарождающегося рекламного мира, в крошечную комнатенку на десятом этаже нафаршированного разнообразными офисами здания, со скромной табличкой на двери «Рекламное агентство “Гаррисон Райт”», с письменным столом, купленным по дешевке, зато весьма авангардного вида, и двумя вертящимися стульями – для предполагаемого клиента и для себя. На пустом авангардном столе торжественно стоял телефон, по которому никто не звонил. Никто, за исключением старых знакомых из агентства Шиллера, которые давали о себе знать лишь для того, чтобы сочувственно спросить: «Ну и как? А-а… Ну что ж, этого следовало ожидать… Ну не расстраивайся, может, еще повезет…» Миновала неделя такого времяпрепровождения. Ровно через неделю, в понедельник, едва Кирилл вошел в свой офис, раздался звонок, и мужской голос попросил к телефону генерального директора агентства «Гаррисон Райт». Легейдо разозлился: ах так, друзья еще и издеваются? Ну хорошо, он им покажет, что не только у них есть чувство юмора!
– Генерального директора? Минуточку, сейчас я вас с ним соединю.
И запел мелодичное «па-ра-ри-пим, па-ра-ра-рам», воспроизводя на губах мелодию, обычно играющую во время переключения клиента на другой внутренний телефон.
– Алло, генеральный директор слушает! – вальяжным начальническим тоном провозгласил он, допев мелодию до конца.
В трубке смущенно зашелестело:
– С вами говорит представитель фирмы «Кибуко». Мы открываем в России свой филиал и хотели бы получить от вас рекламу…
К счастью, представитель знаменитой японской фирмы тоже обладал чувством юмора; а может, полагал, что проигрыш на губах мелодии является частью принятого в России ритуала, сближающего рекламщиков и их агентов… Словом, первый заказ был у Легейдо в кармане. А за ним и второй… На деньги, полученные от второго заказа, Кирилл набрал команду единомышленников, как знакомых по прежней работе, так и свеженьких. Все они были людьми талантливыми – каждый в своей области… Поэтому агентству «Гаррисон Райт» удалось стремительными темпами миновать стадию, которую специалисты пренебрежительно называют «амеба»: это когда отдел по работе с клиентами состоит из менеджеров, каждый из которых самостоятельно тащит свой груз. Ищет клиентов, ведет переговоры, готовит креатив – творческое предложение, реализует проект… В этой схеме есть свои плюсы, в частности высокая ответственность всех сотрудников, но минусов больше. И для солидного агентства такая схема не годится.
Леня пришел позже. Когда агентство «Гаррисон Райт» созрело для наличия исполнительного директора. Он пришел… Была ли то дань дружбе или профессионализму? Какую роль играло то и другое в его судьбе? Да, наверное, у него что-то не в порядке с эмоциями. Вот он вообразил себе сейчас эту живую сцену из прошлого «Гаррисон Райт» – Кирилла, напевающего в трубку мелодию переключения сигнала, – и на глаза у него не наворачиваются слезы. Он думает о человеке, чье дружеское рукопожатие больше никогда не ощутит, – и не чувствует горечи. Как будто что-то внутри заперто на замок. Все считают Леонида скрытным человеком.
Может быть, он слишком многое скрывает от самого себя?
Агентство Дмитрия Шиллера помещалось в одном из уютных переулков, затерянном в центре столицы так прочно, что в поисках его Плетневу и Щеткину пришлось поплутать. Здесь, где-то совсем поблизости, находилось средоточие старой доброй Москвы, сохранившей что-то купеческое, почти деревенское, в первозданном аромате лип и нагретого солнцем дерева, не до конца заглушаемом настырным запахом бензина. В этом чувствовался свой шик; агентство, должно быть, процветало, если могло позволить себе заботиться не об удобном местоположении относительно транспорта (клиенты сюда добирались, очевидно, только на машинах), а о создании особой атмосферы, влияющей даже на тех, кто не собирался заказывать никаких креативных планов и проектов. Местом пребывания шиллеровского агентства служило здание, весьма своеобразно смотревшееся на фоне окружающей обстановки: не бывший особняк, переделанный под вместилище офисов, как можно было бы заподозрить, а башня с чередованием круглых, квадратных и ромбических окон… «Наследие русского авангарда», – непременно констатировал бы неравнодушный к живописи и архитектуре Александр Борисович, окажись он сейчас на месте Плетнева и Щеткина. Плетнев и Щеткин ничего такого не подумали. Они просто решили, что погода сегодня отменная, а здание – просто шик.
Перед входом сотрудники агентства «Глория» напряглись, предвидя выяснение отношений с охраной. «Чего? Частное охранное предприятие? А вам зачем? А вы к кому?» – и прочая белиберда, как оно нередко бывает. Однако толстомясая тетя в форме, уныло парившаяся в стеклянной будке возле двери, как ни удивительно, едва взглянула на их удостоверения и удостоила частных сыщиков радушной улыбкой:
– Проходите, проходите! Что ж вы опоздали? Конференция уже сорок минут идет. Скоро перерыв.
– Нам к Дмитрию Шиллеру, – попытался внести ясность Плетнев, но даже это не заставило насторожиться охранницу: