Взлетная полоса
Шрифт:
А потом мы с Кириллом… то есть Кирилл стал водить меня сюда. У рекламщиков это любимое заведение.
– Каким он был, ваш муж? – откровенно задал Турецкий вопрос о том, о чем неловко было спрашивать в первые дни. Вдова, кажется, уже свыклась со смертью Кирилла Легейдо и не испытывала особого горя. Что касается Саши, то он, вопреки всей Ольгиной красоте, по-прежнему не забывал, что он на задании, и хотел бы выяснить некоторые подробности.
– Он любил играть, – с ходу ответила Ольга. – Он был большим ребенком и не собирался становиться взрослым. Я бы даже сказала, он культивировал
Так у тебя еще и подруги имеются, дорогая Ольга? Интересно, каковы они внешне? Представляется, они должны быть либо очень красивы, чтобы достойно выдерживать конкуренцию, либо очень уродливы, чтобы совсем ее избежать. А может быть, в вашем кругу принято родство душ и такие низменные вопросы, как внешняя красота, вас просто не занимают?
– А мне логика рекламы всегда казалась не детской, а безумной, – поддержал тему Турецкий. – Дело не в яркости, а в какой-то ненормальной, вывернутой связи между предметами… между предметами и людьми… Реклама создает мир, где все – сумасшедшие, помешанные на товарах, услугах… Вот так насмотришься ее и поневоле начинаешь думать, что сами рекламщики – порядочные психи. И что они способны на самые удивительные поступки.
– Есть немножко, – не обиделась, а рассмеялась Ольга. Между делом она продолжала отщипывать столовыми приборами и отправлять в рот кусочки птицы, но еда явно увлекала ее меньше, чем разговор. – Представляете, он сделал мне предложение в самолете! Нарочно купил нам двоим билеты на самолет, чтобы сделать предложение… А уж какая у нас получилась свадьба – сотрудники ЗАГСа, наверное, об этом до сих пор легенды рассказывают…
Ольга оживилась, глаза заблестели – это придало ей новую привлекательность. И, уловив, что Турецкий любуется ею, Ольга отложила вилку и нож. От птичьего мяса осталось не так уж много…
– Саша, я вам так благодарна! Мне совсем не хотелось есть одной. Или с подругами, которые за мной присматривают в эти дни… Вы мне вернули зрение, а теперь еще и аппетит.
– Неужели я волшебник? – усмехнулся Турецкий.
– Нет. Я думаю, вы больше, чем волшебник…
Внезапно замолчав, Ольга посмотрела на него ласково и пристально. Потом указала на оставшийся кусочек дичи и произнесла голосом, полным многообещающей загадки:
– Больше всего люблю вот эти кусочки. Попробуйте! Самое нежное мясо.
В то же самое время в квартире Плетневых тоже ели птичье мясо. Правда, самое заурядное, не измененное кулинарными изысками, не сдобренное редкими соусами… Короче, просто курицу, приготовленную старательными, но не слишком способными к чудесам поварского искусства руками Антона.
Вася, ерзая на табуретке, уныло ковырял вилкой на тарелке кусок куриной грудки, который никак не хотел уменьшаться. Антон мыл посуду и сурово посматривал на сына:
– А ну мигом ешь! Что ты возишься с этим мясом?
– Это не мясо, – пронюнил Вася, – это ку-урица.
– Курица – тоже мясо. А мясо мужик должен есть, чтоб силы были!
Эта проповедь, подобно обычным взрослым разъяснениям, почему надо хорошо кушать, не особенно подняла Васин аппетит.
– А меня курица как мясо не устраивает! – упорно стоял на своем мальчик.
– О как! – удивился Антон. – «Не устраивает» его! А что тебя устраивает, фон-барон избалованный? Ананасы в шампанском?
– Меня устраивают котлеты, которые тетя Ира жарит…
Иринины котлеты и Антона устраивали. И как еще! А больше всего Антона устроило бы, чтобы Ирина Турецкая сейчас готовила котлеты на его запущенной кухне, которой вечно не хватает женской руки… А совсем и полностью его устроило бы, чтобы Ирина осталась насовсем – пусть даже без готовки котлет. Антон по первому слову готовил бы ей любые блюда – все, что она пожелает. Да что готовил – звезды бы с неба срывал и в букеты складывал!
Жаль, что ее фамилия – Турецкая, а не Плетнева…
– Я тебе сейчас устрою котлеты! – прикрикнул на отпрыска Антон, стараясь не давать волю слабости. – Давай доедай, давно спать пора.
– Не пора! Мы в рюкзак компас не положили и футболку с Бэтменом, которую тетя Ира с дядей Сашей подарили.
Предстоящая поездка за город заставляла тело Васи Плетнева вибрировать от нетерпения и тревоги: а вдруг не возьмут? а вдруг все сорвется? а вдруг он забудет что-нибудь нужное?
– Пока ты курицу мучаешь, я все положил и рюкзак у двери поставил, – успокоил сынишку Антон. – Завтра за тобой тетя Катя заедет в семь утра, а ты проснуться не сможешь. Все, спать!
– Не-ет. Я тетю Иру дождусь. Она обещала мне помочь рюкзак собрать…
Прочитав по лицу отца, что такой исход маловероятен, Вася сбавил требования:
– Ну хоть попрощаться она должна заехать?
– Вась, она НИЧЕГО не должна!
Чувствуя себя неловко, как каждый раз, когда он повышал голос на сына, такого беззащитного, Антон отложил недомытую тарелку и присел рядом с Васей.
– Ты сам слышал, как я с тетей Ирой разговаривал. Она извинилась. Пожелала тебе счастливого пути. Она не может сегодня приехать.
– Но почему? – настойчиво требовал ребенок, незнакомый с хитростями взрослой жизни.
– Потому что у дяди Саши редко бывают свободные вечера. Должны же они побыть вместе.
– Пусть побудут вместе! Тут. С нами.
Детская наивность, о, как же она бывает жестока…
– Вместе, Вася, это не всегда с нами. Тетя Ира с дядей Сашей хотят побыть вдвоем… Понимаешь ты это, а?
Антон отвернулся, встал и снова принялся яростно тереть ни в чем не провинившуюся тарелку поролоновой губкой, чей нежно-розовый цвет успел померкнуть под напластованиями пищевого жира и моющего средства. Антон не хотел, чтобы Вася догадался: самому Антону не очень-то по душе представлять Ирину с Турецким. Вдвоем… С его стороны это нехорошо, но в том-то и гадость, что сердцу не прикажешь. Сердце хочет Ирину. Всю. Целиком. Антон Плетнев – не из тех, кто крутит романы с женами друзей. А если целиком невозможно, то и думать об этом нечего.