Взломщики — народ без претензий
Шрифт:
— Бедный Берни!.. — проговорила она и положила ладошку на мою руку. Через мгновение наши пальцы сплелись, и взгляды встретились. Но мы тут же отвели глаза друг от друга, и каждый задумался о своем.
Мои мысли уже не в первый раз обратились к преступлению, которое я не совершал, и наказанию за него. Если я сдамся властям, мне, безусловно, разрешат ходатайствовать о применении статьи об убийстве при смягчающих обстоятельствах, а то и убийстве по неосторожности. При хорошем поведении меня могут освободить досрочно. Тогда я выйду на свободу через три-четыре года. Никогда не имел такого большого срока! Последняя моя отсидка была
Жизнь без женщин. Без гибких и прохладных рук. Без круглых, упругих поп. (Правда, бывают мужчины с круглыми, упругими попами, если вы любитель таких вещей. Но я к ним не отношусь.)
— Берни, что, если мне пойти в полицию?
— И выдать меня? Какой смысл? Вознаграждение не объявлено.
— О чем ты говоришь?! С какой стати мне выдавать тебя? Ты просто спятил!
— Есть немного. А зачем еще ходить в полицию?
— Я знаю, у них есть альбом с карточками преступников. Я могла бы сказать, что меня хотели ограбить, и попросила бы показать их мне.
— Зачем?
— Может быть, я узнала бы его.
— Как? Ты же его ни разу не видела!
— Ты так хорошо его описал, что мне кажется, будто видела.
— В таких альбомах только «будку» увидишь.
— Чего?
— Это когда лицо только спереди снимают. Профиль не показывают.
— А-а...
— Нет, в полицию идти — пустой номер.
— Пожалуй, ты прав, Берни.
Я перевернул ее руку, похлопал по ладошке. Она придвинулась ко мне. Мы просидели молча несколько минут. Я уже собирался обнять ее. Но не успел я шевельнуть рукой, как она поднялась с места.
— Надо же что-то делать! — сказала она. — Мужчина, который втравил тебя в эту историю... Если бы мы хотя бы имя его знали. Уже кое-что.
— Или знали бы, кому понадобилось прикончить Флэксфорда. У того, кто его убил, должна была быть веская причина. Но мы не знаем ни убийцу, ни его мотивов.
— Да, но полиция...
— В глазах полиции убийца — я. Даже следствия не будет. Закроют дело. Бернард Роденбарр виновен, и точка. Им остается только взять меня. Процедура отработана до совершенства. Не исключено, что в мире есть только один человек, у которого были основания рассчитаться с Флэксфордом, но об этом никто никогда не узнает, так как данное дело, где фигурирую я, уже закончено, пронумеровано, перевязано ленточкой и сдано в архив.
— Думаю, мне стоит сходить в библиотеку. Просмотреть микрофильм указателя по «Нью-Йорк таймс». Может быть, о нем когда-нибудь писали.
Я покачал головой:
— Если бы в биографии Флэксфорда было что-нибудь пикантное, журналисты давно бы раскопали. И в некрологе было бы упоминание.
— И все-таки можно найти какую-нибудь зацепку. Попытка не пытка.
— Что верно, то верно.
Рут прошлась взад-вперед по комнате, потом еще раз и еще, всем своим видом напоминая разъяренную львицу в клетке.
— Не могу я сидеть сложа руки! — воскликнула она. — От этого с ума можно сойти.
— Тебе вряд ли понравилось бы в тюрьме.
— Господи! И как только люди выдерживают!
— День прошел, и слава Богу. Так и выдерживают, — сказал
— Никаких «закатиться»! Нечего тебе рисковать. — Она взяла первую попавшуюся газету и стала листать. — Может быть, по телеку что-нибудь интересное. — Оказалось, что по одному из каналов только что начался гангстерский боевик производства «Братьев Уорнер». В нем собрали целое созвездие актеров — Робинсона, Лорри, Грин-стрит и кучу других старых знаменитостей, чьи имена я никогда не мог запомнить, но чьи лица врезались мне в память. Мы уселись на диване и просмотрели весь фильм. Я притянул ее к себе, а во время рекламных пауз мы даже обнялись несколько раз.
Когда последний злодей получил по заслугам и пошли заключительные титры, она сказала:
— Вот видишь, плохие люди всегда в конце концов проигрывают. Так что нечего волноваться.
— Жизнь, — напыщенно сказал я, — не кино. Тем более второсортное.
— Да, но она и не нескончаемый эпос, как у де Милля, сэр. Рано или поздно все образуется.
— Будем надеяться.
Потом начали передавать одиннадцатичасовые новости, и мы терпеливо ждали, когда диктор дойдет до интересующего нас происшествия. Однако никакой дополнительной информации об убийстве Флэксфорда не было. Готовившие выпуск ограничились пересказом того, что было показано и рассказано несколько часов назад. А когда репортер начал говорить о том, как где-то на Хантс-пойнт полиция накрыла шайку торговцев наркотиками, Рут встала и выключила телевизор.
— Я, пожалуй, пойду, — сказала она.
— Куда?
— Домой.
— И где ты живешь?
— На Бэнк-стрит. Это недалеко отсюда.
— Не хочешь остаться? Может, еще что-нибудь стоящее по ящику покажут.
— Честно говоря, я устала. Рано встала сегодня.
— Могла бы... гм... и здесь поспать, — неуверенно настаивал я. — Места хватит.
— Не стоит, Берни.
— Как ты пойдешь одна? Не хочется отпускать тебя в такую поздноту.
— Еще двенадцати нет. А этот район — один из самых спокойных.
— С тобой хорошо.
Она улыбнулась:
— Правда, мне сегодня нужно домой. Принять душ, переодеться... М-м...
— И что еще?
— Кошек еще надо накормить. Бедняги, наверно, умирают с голода.
— Неужели сами не могут открыть банку с едой?
— Что ты! Они у меня ужасно избалованные, Эстер и Мордехай. Они абиссинской породы.
— Почему же у них имена еврейские?
— А как бы ты их назвал? Хайле и Селассие?
— Тоже верно.
Я проводил ее до дверей. Уже взявшись за ручку, она обернулась, и мы поцеловались. Это было здорово! Мне не хотелось, чтобы она уходила, да и она, вздохнув, прильнула ко мне. Я отпустил ее. Она открыла дверь.
— До завтра, Берни, — сказала. И ушла.
Глава 7
Пассажиров в метро было мало, раз-два — и обчелся. Я спустился к платформам на углу Четырнадцатой улицы и Восьмой авеню и сел в поезд, идущий к Верхнему Манхэттену. Помимо меня, в вагоне оказался только один пассажир, и это радовало. Огорчало, что этим пассажиром был детина из транспортной полиции с огромным револьвером в кобуре. Он уставился на меня, потому что больше было не на кого. Я знал, что он силится сообразить, почему ему знакома моя физиономия. В любую минуту на него могло сойти просветление, и тогда он кинется действовать.