Взмах ножа (сборник)
Шрифт:
Бредли заговорил первым и гораздо жестче, чем в кабинете:
— Сделка состоялась.
Леонора почувствовала, как у нее забилось сердце.
— Что он купил?
— Пластиковые бомбы, автоматы, гранаты — словом, полный набор. Оружие в основном израильское и американское. Мы знаем имя курьера. Это Рамирес. Парикмахер из Юнион-Сити.
— Он участвует непосредственно?
— Конечно нет. Рамирес работает на Гавану, а наш человек утверждает, что Куба не контролирует эту операцию. Однако Рамирес встречался лично с одним из членов банды. Он же не мог оставить товар на улице.
Леонора взяла Бредли под руку.
— Мы можем связать это с информацией Мудроу? Может, все это куплено на деньги Чедвика?
— Возможно.
Когда Мудроу вернулся в участок, дождь кончился, но тяжелые тучи все еще нависали над крышами. Он припарковал машину на Питт-стрит, оставив ключи зажигания на месте. Как-никак, на территории седьмого участка считалось плохим тоном угонять полицейскую машину, особенно «фейрмаунт» восемьдесят второго года выпуска с помятым корпусом.
Новое здание участка было построено в 1981 году, и в нем полиция соседствовала с пожарной охраной. У каждого подразделения были просторные помещения и усовершенствованные системы связи. Впервые полицейские седьмого участка получили связь с центральным компьютером в Олбани. Проработав в старом здании более двадцати лет, Мудроу думал, что ему будет не хватать маленьких шумных кабинетов и запаха плесени, но, повинуясь каким-то неписаным законам, все новое стало походить на старое всего через несколько недель. Краска потрескалась и теперь свисала длинными полосками по всем стенам. В туалетах, засоренных скомканной туалетной бумагой, стоял тот специфический запах, что остается после рвоты у наркоманов, а в вестибюле все так же раздавались крики и ругательства, вопли и жалобы посетителей, проходящих по графе «доставленные». За первую неделю линии связи выходили из строя шесть раз, и нью-йоркская телефонная станция постоянно направляла в участок своих специалистов. А два года спустя, когда фонды благоустройства прилегающей территории растворились в общем бюджете, даже при легком дождике подъезд к участку превращался в озеро жидкой грязи. Никто не жаловался, кроме капитана Эпштейна, который постоянно фантазировал насчет улучшения работы полувоенной организации, «стоящей на страже закона».
Перепрыгнув через лужу, Мудроу вошел в участок, где поздоровался с дежурным сержантом, офицером Панинно. День только начинался, и работы почти не было. Мудроу увидел, как детектив Исайя Абрамс приковывает Хосе Роза к горячей водопроводной трубе. Роза был продавцом наркотиков и лучшим информатором Мудроу. Он посмотрел на сержанта, надеясь на невозможное, но Мудроу проигнорировал его и пошел сразу к Эпштейну. Роза придется там поторчать, и как следует, а потом он будет еще признательнее Мудроу за любую помощь.
Дверь кабинета была распахнута, и Мудроу заглянул туда.
— Капитан занят?
— Стенли, — улыбнулся Эпштейн. — Для моего лучшего доктора я всегда свободен. Знаешь, ты меня вылечил. Просто невероятно. — Он показал на патрульного, сидевшего у стола. — Это офицер Богард. У нас информационная беседа. Как говорится, первое знакомство. Объясняю, как понимают в седьмом участке науку философию. Присаживайся.
Богард попытался улыбнуться Мудроу, но у него это плохо получилось. И дело не в том, что Мудроу был недружелюбен или не обращал на него внимания. Богард чувствовал себя как новобранец на встрече ветеранов. Профессионалы с таким опытом и закалкой подавляюще действовали на любого новичка.
— Сколько вы весите, Богард? — спросил Мудроу.
— Восемьдесят килограммов. А что? Я прошел все физические испытания.
— Это хорошо. А как с дубинкой, все в норме?
Богард не ответил, но смутился. В департаменте часто применяли резиновые дубинки.
— Совершенствуйтесь. — Мудроу присел, демонстрируя свое расположение.
— Ну, хорошо, — сказал Эпштейн, — поговорим о преступности. Люди, которые живут в нашем районе, очень бедны. Средний доход на душу населения такой же низкий, как в Южном Бронксе. У нас ведется активное жилищное строительство и растет преступность. И это нормально. Мы не ждем чудес. Все знают, что преступность не победить, даже если в Нью-Йорке будет миллион патрульных. Превентивные меры — это для социальных работников. Нас интересует процент раскрытия преступлений. Если общий показатель арестов за убийства в городе составляет тридцать пять процентов, у нас должно быть тридцать восемь. В наши обязанности не входит забота о преступниках. Их слишком много, и они сами позаботятся друг о друге, сами разберутся. Мы работаем на статистику и при этом стараемся остаться в живых. — Эпштейн кивнул Мудроу. — Что-нибудь добавите, сержант?
Мудроу закинул ногу на ногу, с его толстых подошв капала грязь.
— Самое главное — уметь применить дубинку против невооруженного преступника так, чтобы потом не получить по шапке от начальства. Запомни одно: управление защищает тебя от внешней опасности, но оно не защитит тебя от самого управления. Нужно быть очень осторожным. Если лупишь парня, никогда не бей по голове. Налегай на плечи или ключицы. Если руки у него подняты, хорошо пройтись по ребрам. Ты не представляешь, как быстро они становятся сговорчивыми после хорошего удара по ребрам.
— Спасибо за совет. — Богард поблагодарил Мудроу и повернулся к Эпштейну. — Это все, капитан?
— Будем считать, что так. Добро пожаловать в седьмой участок. Мои двери всегда открыты. — Он подождал, пока Богард выйдет, затем встал и захлопнул за ним дверь. — Пива, Стенли? — Не дожидаясь ответа, он вынул из холодильника две бутылки «Будвайзера» и протянул одну Мудроу. — Как прошел визит?
Мудроу пожал плечами.
— Прошел. Меня выслушали и отправили домой. Как я и ожидал. Они только записывают и подслушивают.
— Не расстраивайся. — Эпштейн приободрился. — Ты свою работу сделал, и поставим точку. Пора возвращаться к нашим делам. У меня проблемы на Джексон-стрит. Латиносы не дают покоя старым евреям, бросают в них камнями. Вроде бы ничего страшного, но это повторяется каждый день, и раввин этот проклятый был у меня уже три раза. Все спрашивал, что я за еврей такой, если позволяю терроризировать свой народ. — Эпштейн с досадой всплеснул руками. — Займись этим сам, тебе все карты в руки. Ты живешь здесь, всех знаешь. — Благодаря этому обстоятельству в глазах Эпштейна Мудроу был магистром в своем деле. Он не знал никого из полицейских, кто бы жил на территории своего участка. — Привлекать никого не надо. Раввин Тенненбаум готов на перемирие. Просто выясни, кто мутит воду.
Мудроу осушил бутылку и бросил ее в корзину для бумаг.
— Слушай, капитан, кажется, я знаю, кто угробил Чедвика. — Он замолк, смекнув, что сболтнул лишнее. — Я допросил тринадцать человек, не считая Пако, и все говорят одно и то же. Чувствуешь? Все сходится до мельчайших подробностей.
Эпштейн кивнул, ожидая продолжения.
— Есть парень по кличке Зорба-урод. Настоящее имя Джонни Катанос. Грек. Три месяца назад Катаноса привел мелкий торговец наркотиками Джейсон Петерс. Он сразу подружился с малышом Энрике. Они стали закадычными друзьями. Может, даже спали вместе. И в один прекрасный день Чедвика убивают, а Энрике исчезает вместе с греком. Помнишь Ортиса? Маленький такой, с татуировкой на заднице. Он имел дела с Зорбой и сказал, что вряд ли этот парень из тех, кого инфильтруют. Слишком жесток. Он еще сказал, что единственный, с кем Зорба дружил, это Энрике Энтадос. Ортис тоже думает, что они были заодно. Я отыскал всех друзей и родственников Энрике. Все на месте. Кроме грека.