Взорванный плацдарм. Реквием Двести сорок пятому полку
Шрифт:
В один момент стало очень грустно: боевики стали приближаться к дому. По моему вызову пришла одна БМП, которая расстреляла всех боевиков вокруг дома.
«Не заметили, как пришел рассвет…»
– Мы так отстреливались, что не заметили, как пришел рассвет. Часов в шесть все стихло. Я дал команду, чтобы сходили в другой конец здания и собрали там раненых и убитых, кого не успели забрать при отходе. Оказалось, что наши общие потери составили: один – «двухсотый», пять – «трехсотых», двое из них тяжелых. Оружие все в наличии.
Через полчаса опять начались атаки боевиков. Раненые, лежавшие на полу, снаряжали магазины. В кого-то опять попали пули боевиков. Трудно видеть картину: вот лежит раненый боец, разговаривает с тобой, а потом в какое-то мгновение смотришь, а он уже лежит белый и не дышит.
Искусно работали наши артиллеристы, у которых снаряды пролетали над нами через здание (в одно окно входят – в другое вылетают) и рвались во дворе, там, где у боевиков были отрыты окопы.
Часам к шестнадцати я получил команду на выход из боя. Подошла БМП моей роты, механик-водитель сам вызвался идти нам на помощь. Загрузили всех раненых и убитых по десантным отсекам, один убитый не помещался, и мне пришлось его повесить на левую кормовую дверь на перегиб. БМП развернулась, и мы, все оставшиеся, побежали за ней. В этот момент огонь боевиков опять усилился. Один боец, когда бежал, споткнулся и упал, мы думали, что его ранили, а он просто потерял сапог.
По прибытии в кинотеатр я доложил комбату, что забрал всех, включая раненых и убитых, вместе с их оружием. Комбат меня за это похвалил. Не зря говорят: «Русские – своих на войне не бросают!»
На следующий день я отправился в торговый центр, оказалось, что один мой взвод занял его и все последнее время оборонял его. А еще через день меня отправили в отпуск по случаю рождения моей дочки.
«В нас стреляли, мы стреляли…»
Дмитрий Иванов, помощник гранатометчика 2-го мотострелкового батальона, гвардии рядовой:
– В кинотеатре мы были уже ночью. Воспоминания о следующих нескольких днях остались какие-то сумбурные, какими-то кусками. В нас стреляли, мы стреляли… Помню, что ранили командира взвода. Меня спас бронежилет, в спину попало, хорошо, что по касательной. Но удар чувствовался хороший. Ходили слухи, что мы уже в окружении, боеприпасы заканчивались. Когда привозили боеприпасы, прикрывали тех, кто привозил, всем, чем могли. Настроение сразу поднималось. Но в большинстве своем я не понимал, что происходит, какие дальше наши действия, так что сидели и стреляли.
В начале марта я попал в медсанбат: простыл, щека опухла, начался флюс. Если честно, в медсанбате я отдыхал. Наконец-то удалось отмыться от грязи, поспать на простынях.
«Успел сказать, что хочет жить…»
Игорь Дружинин, 3-я мотострелковая рота, контрактник:
– Ночью нас вывели в тыл из торгового центра, где-то метров на 150 назад. Хотели нас даже помыть, баня развернула палатки, но по ним врезали «чехи» из «РПГ», и хозяйственники быстро свернулись и уехали.
Утром собрали, наверное, весь батальон, сказали, что будем брать кварталы слева от Минутки. Пока мы за домом грелись, жгли костер, рядом агээсники задрали стволы вверх и стреляли через дом.
Всем надо было проползти мимо разрушенного бетонного забора, который простреливался снайперами. Пока я полз, успел поругаться с ползущим впереди меня солдатом. Успокоил нас Алик-снайпер: «Нашли место, где ругаться!» Прошли мы в кинотеатр под открытым небом, он почти примыкал к пятиэтажкам, занятым «чехами». Продвигаться из него дальше было сложно, и кто-то решил сделать пролом в бетонной стене, чтобы выйти к пятиэтажке, стоявшей к нам торцом. Сделали несколько выстрелов из «граника», а потом из «Шмеля», но дырка получилась маленькая, меньше футбольного мяча. К дыре подошел Алик-снайпер, стал из «СВД» смотреть в прицел, и тут ему прямо в эту дыру «чехи» влепили из «граника». Его на одеяло солдатское положили, он там в крови чуть не плавал с дырой в животе. Успел сказать, что хочет жить, и его, уже «двухсотого», понесли в тыл…
Решили пробиваться вперед, прямо на пятиэтажки. Меня и еще одного пулеметчика поставили в каменную будку, из которой кино показывали, там как раз амбразуры были, прикрывать пацанов. Начали перебегать дорогу, кидали дымы, но дымов мало было. По дороге били «чехи», только фонтанчики снега взлетали.
Когда пошел мой взвод, я спустился и пошел вместе с ними. Перебегали дорогу под огнем, стреляли по нам с трех сторон. Мы перебежками, кидая дымы, смогли добежать до одноэтажного недостроенного здания. Там вроде бы два взвода нашей роты собрались. Забежали туда, а там просто кошмар, здание простреливается, пули щелкают об стены. Ну и мы начали отстреливаться. Потом стали подбегать еще ребята, последнего из нашего взвода, Вовку, ранил снайпер в ноги, метров в пяти от входа. Я смотрю на него, а он мне орет: «Гарик! Помоги! Вытащи!» Я понимаю, что меня снайпер сразу завалит. Вытаскиваю последний дым (дымовую шашку. – Авт.), от волнения чиркаш упал, еле нашел, зажег и кинул дым к нему, и сразу после этого вытащил его к нам в здание. Сделали ему сразу укол промедола. Там вроде и еще у нас раненые лежали…
«Боевики заметались в панике…»
Сергей Булавинцев:
– В 23.00 двадцать второго января средняя подгруппа четвертой роты во главе с командиром роты изготовилась к бою. Через два часа эти бойцы без единого выстрела проникли в четырехэтажку. Оценив обстановку, командир роты решил подорвать стену дома, преграждавшую выход во фланг и тыл противнику, но у саперов ничего не получилось.
Оставался еще один путь – через подвальные помещения, не самый легкий, однако единственно возможный.
После выстрела огнемета и бросков гранат штурмовая группа ворвалась в подвал и стала уничтожать боевиков, которые буквально заметались в панике. Некоторые из них попытались спастись бегством. Часть штурмовой группы устремилась следом, но вскоре нарвалась на подходившее подкрепление. У нас вновь появились раненые.
Пришлось прекратить преследование и занять круговую оборону в подвале и на этажах.
Вскоре присланные Басаевым боевики при поддержке минометов и гаубицы бросились в контратаку, чтобы вернуть утраченные позиции. Группа была вынуждена оставить подвал. По моей команде она начала перемещаться в другой конец здания одновременно по всем этажам. Действия мотострелков поддерживались огнем самоходно-артиллерийского дивизиона и противотанковой батареи полка. Самоходчики выполнили важную огневую задачу – «перерубили» четырехэтажку пополам, чем помогли уничтожить очень досаждавшую нам огневую точку врага в подвале. Помимо этого, дивизион довольно эффективно окаймлял разрывами своих снарядов удерживаемые батальоном позиции. Противотанкисты поражали огневые точки противника ПТУРами с крыш домов.
«Командирам – отрезать головы…»
– Бой не прекращался всю ночь. Только с рассветом, на время утреннего намаза, боевики ненадолго затихли. Нам это дало возможность подготовиться к очередному штурму. И тут противник применил средство психологического воздействия. В глубине его обороны была поставлена передвижная громкоговорящая установка. Вещая через нее, Басаев предлагал нам сдаться по-хорошему. В противном случае было обещано: «Командирам – отрезать головы, контрактникам – мучительная смерть, срочникам – расстрел». К речи по громкоговорителю присоединялись угрожающие выкрики боевиков.