Взрыв
Шрифт:
— Кроме того, не знаем, кто соучастник убийства, — согласился Хаблак. — Человек, похожий на Энгибаряна.
— Надо приглядеть за Бубликом, — решил Дробаха. — Установить круг его знакомств и связей. Тем более что есть интересное сообщение от Коренчука. Наш юный коллега вышел на завод, через который спекулянты получали алюминий. Работники ОБХСС уже трудятся там, знаете, как говорят наши подопечные, раскручивают динаму…
— И арест Бублика может насторожить кое-кого?
— Вот-вот. Там пахнет большой аферой, прокурор республики
Хаблак подумал и заметил:
— По-моему, Бублик в этой компании не главный. Я уже докладывал: существует какой-то Президент. Кроме того, должен же кто-то выделять тому заводу алюминий. Я, правда, в этом слабо разбираюсь, ведь сие — прерогатива ОБХСС, но интуиция подсказывает…
— Правильно подсказывает, — поддержал его Дробаха. — Итак, договорились: гражданин, именующийся Бубликом, пускай догуливает. Под вашим бдительным оком.
— Никуда не денется, — заверил Хаблак.
16
Президент назначил свидание Шиллингу у Аскольдовой могилы. Прогуливался по аллее, ведущей ко входу в ротонду, — тут всегда многолюдно, стоят автобусы, толпятся туристы и экскурсоводы рассказывают им…
Что именно рассказывают экскурсоводы, Президента не интересовало. Был, говорят, какой-то князь, ну и что? Сколько этих князей слонялось тут, по Днепру и его берегам, проклятые эксплуататоры трудового народа душили свободу и демократию… А демократию Президент любил и уважал, трактуя ее, правда, несколько своеобразно — как персональную привилегию делать что угодно: доставать дефицит любыми способами, продавать, перепродавать, не брезгуя ничем, лишь бы иметь «навар», лишь бы нагрести как можно больше денег. Проворачивать все это, не опасаясь никаких следователей, обэхээсовцев, прокуроров, не прятаться, а ходить с высоко поднятой головой, так, как там, на Западе, где был бы он уже, конечно, членом правления какого-нибудь банка или действительно президентом чего-то там, и говорили бы о нем открыто, с уважением, а не шепотком.
Шиллинг подкатил на «Ладе», за рулем которой сидела женщина. Сначала Президент не обратил на нее внимания — этот Шиллинг известный бабник, ему раз плюнуть закадрить любую женщину. Бублик говорил: может организовать на разные вкусы.
Но женщина вышла из машины вслед за Шиллингом, и Президент подумал, что лучше ее не видел. Не сопливая девчонка, женщина под тридцать, длинноногая, грудастая, может, чуть-чуть с лишком, но то, что надо. И несет свои прелести, как самые дорогие реликвии. Видно, знает себе цену и действительно стоит недешево.
Но и Президент знает цену и, когда нужно, умеет не скупиться. Он, правда, не допотопный купец и не привык дарить потаскухам бриллианты, теперь такса совсем другая, но на этот раз и он не постоял бы за ценой.
Президент не успел до конца обдумать эту проблему, так как Шиллинг заметил его и, сделав своей спутнице знак, чтоб подождала, направился к нему.
Они выбрали укромное место, где не слонялись туристы, уселись на скамью, и Президент спросил:
— Привез?
— Есть пять сотен.
— Долларов?
— Четыре долларами, а сотня франками.
— Подходит. Почему мало?
— Так Чебурашку же замели. Разве не слыхали?
— Чебурашки меня не интересуют, — жестко ответил Президент. — Тем более что его замели.
— Все под богом ходим.
— Не под богом, а под… — Президент запнулся и не стал уточнять, кого именно имел в виду: и так ясно. Спросил: — А ты?
— Перекантовался на приднепровском хуторе. Пока улеглось.
— Смотри, Арсен, чтоб не зацепили.
— Смотрю… — усмехнулся беззаботно. — Чебурашка — свой парень, не капнул. А больше меня никто не знает.
— Думаешь, там не слышали о Шиллинге?
Юноша, нахмурившись, пожал плечами.
— Слышать, может, и слышали, а зацепиться не за что. Я мелкими делами не занимаюсь, для этого шпана есть. Шиллинга эта мелкая рыбешка никогда не видела, знает только понаслышке.
— Ну давай…
Шиллинг вытянул конверт. Президент спрятал его во внутренний карман пиджака.
— С вас причитается… — начал Шиллинг, но Президент перебил его с раздражением:
— Знаю. Завтра получишь у Бублика.
— Хорошо. Все?
— Нет. Есть поручение. — Президент достал из кожаной сумки, повешенной через плечо, сверточек. — Завезешь сегодня вечером;.. — назвал адрес, — Лидии Андреевне Мащенко. — Перехватил вопросительный взгляд Шиллинга и продолжил сухо: — Знаю, не удержишься, чтоб не заглянуть. Так вот, не надо, скажу сам. В свертке дамская сумочка, а в ней три тысячи. Передашь все, если украдешь хоть рубль, завтра же буду знать и голову откручу. Ясно?
Шиллинг кивнул. Известно, с Президентом шутки плохи, ничего никому не прощает, и недавно, говорят, по его команде кого-то пришили.
— Сделаем, шеф, — пообещал твердо.
Президент дал ему денег:
— Тут сотня. Сотня за работу. Достаточно.
— Хватит, — согласился Шиллинг. — Что ей сказать, Лидии Андреевне?
— Скажешь: от друзей Леонида Павловича. С благодарностью.
— Леонида Павловича, — повторил Шиллинг. — Скажу.
— Все.
Шиллинг поднялся, но Президент, вспомнив о женщине, привезшей его, спросил:
— Что за кадра? За рулем?
— На хуторе подобрал, жена скульптора. Понравилась?
— Ничего.
— Классная.
— Сам вижу, но с ней вот так, открыто… Женщины, знаешь, языкатые…
— Юлька влюблена в меня.
— Юлька?
— Я же говорю: Юлия Трояновская, жена скульптора.
— Машина ее?
— На свою еще не заработал.
— Заработаешь.
— Надеюсь.
Президент подумал немного, слегка поколебался и спросил:
— А она тебе еще не надоела?