Взрывной коктейль
Шрифт:
– Вот это образина, – старлей начала целится в открывшуюся щель. – Откуда ж такой взялся-то? В нем метра три, наверное.
Заинтригованный Свешников, заглянув в дверной проем, пришел в восхищение. Аж глаза загорелись. Придержал винтовку Андроновой, уже готовую выстрелить. С мольбой в глазах посмотрел на старшего группы:
– Андрей! Я это… я его сам уработаю, разрешишь, а?
Батяня сдержал смех. Капитан сейчас был похож на большого усатого ребенка, увидевшего новую игрушку.
Кивнул в сторону двери:
– Иди, уработай. Только долго не возись, нам еще обратно топать.
Усатый передал
– Я быстро. Обещаю.
Судя по всему, наступила ночь. С улицы перестали доноситься какие-либо звуки, обычные для дневного времени. Да и посвежело, скорее всего, действительно наступила ночь.
Все четверо не спали. Разбудил какой-то грохот с улицы, да еще и земля сильно вздрогнула. Но потом все вновь стихло. Пленники только что съели остатки ужина и теперь сидели на нарах, пытаясь завязать хоть какой-то разговор: молчать все время нельзя, время тянется бесконечно долго и посещают всяческие поганые мыслишки, надо хоть немного говорить, хоть о чем, но только не молчать.
Иванов начал было рассказывать о том, как он в Москве одно время пьянствовал да девок соблазнял, но потом понял, что несет откровенную и никому не интересную чушь. Поневоле перешел на общую для всех тему:
– Как там сейчас в институте-то? Небось все о нас говорят? Вторую неделю ни одного звонка, наверняка переполох подняли.
Профессор очень громко и тоскливо вздохнул; еще бы не тосковать, в конторе был чуть ли не самым уважаемым человеком, все его слушались, все внимали каждому слову, а тут приходится выполнять указания тощего младшего научного сотрудника, половину дня лазить по сельве и не разгибаясь дергать траву. Мало того, трава – вдобавок ни помыться, ни покурить, ни нормально поесть. Кофе еще бы попить, вообще хорошо было бы…
Никонов глухо отозвался:
– Моя супруга должна помочь. У нее знакомства в правительстве.
– Бросьте, Петр Сергеевич. – Степанов более реально смотрел на вещи. – Даже если и пошлют поисковую группу, шанс нас обнаружить мал. Да и охрана у этого Барона многочисленная.
Иванов возразил, не хотелось терять надежду:
– Пусть пошлют какой-нибудь спецназ. Там парни сообразительные и умелые, мигом перебьют всех головорезов Барона и освободят нас.
– Перебьют… Нас еще найти надо. Сельва большая, всю не обыщешь. Ну а начни твой спецназ штурмовать виллу Барона – нас запросто расстреляют, трупы спрячут и скажут, что никого из России не видели уже сто лет. Так что, Игорек, надежды на освобождение нет никакой. Мы тут конкретно завязли.
– Лучше смерть, чем так мучиться. – Малышева сидела сгорбившись, она чувствовала себя все хуже и хуже. – Жаль только, что умереть придется на чужой земле…
– Что вы такое говорите, Анна Ивановна?! – Игорь чуть не подскочил. – Нас обязательно найдут и освободят из этого подвала. Нельзя терять надежду. Ни в коем случае нельзя.
– Открой глаза, Игорь. Никто нас не спасет, – Малышева горько усмехнулась. – Или ты еще не понял, что Барону не нужны свидетели? Найдет нам замену и убьет.
Степанов покосился на женщину. Понял, что она пришла к похожим выводам, тоже все осознала и уже почти простилась с жизнью. Непонятно про профессора, но тот скорее всего тоже все понял, иначе с чего такой мрачный и неразговорчивый. Амбал институтский не уразумел еще, жить хочет, вот и барахтается. Но и он, поди, осмыслит, когда пистолет к затылку приставят? Н-да, дела…
– Конечно, есть шанс, что наш очкастый гений что-нибудь предпримет, но, мне кажется, он еще не понял, куда угодил. С головой в свои изобретения зарылся, до других ему и дела нет. – Степанов решил хоть немного попытаться успокоить Иванова, истерики не хотелось. – Вот если бы он позвонил или еще как-то весточку подал, тогда… тогда Родина нам помогла бы.
– Он позвонит. Обязательно позвонит. – У Иванова аж глаза загорелись. – Улучит момент и позвонит. Интернетом тоже знает, как пользоваться, не зря его самым способным в институте считали.
– Не там он свои способности проявляет. – Профессор, похоже, уже раскаялся в том, что хвалил младшего научного сотрудника и всем ставил его в пример. – Если бы чем правильным занимался, а не наркотиком своим, из него вышел бы толк. А так…
– Каков подлец! – Амбал сжал кулак, погрозил неизвестно кому. – Мы думали, он над лекарствами работает, а этот гад наркоту свою разрабатывал. Дать бы ему по роже хорошенько! Да так, чтобы…
– Тихо! – Степанов прислушался к странным звукам, доносящимся из-за двери, оборвал угрозы Иванова на полуслове: – Там, кажется, что-то происходит!
Притихнув, все посмотрели на дверь. Через мгновение послышался звук ударов по телу, ругань, топот ног. Создавалось ощущение, что в коридоре дерутся. Или кого-то бьют. Еще через мгновение дверь ощутимо вздрогнула, раздался уже русский мат. Кто-то протяжно застонал.
Лязгнул засов, дверь открылась. На ученых смотрела молодая светловолосая девушка в маскировочном камуфляже. За ее спиной стоял рослый мужик точно в таком же наряде. Ну и виднелся еще один, усатый, здоровенный, он пинал сопротивляющегося негра и, не стесняясь, ругался. Огромный чернокожий лежал на полу и из последних сил ставил блоки руками, но было видно, что он уже не боец.
Девушка повернулась к стоящему за ней. Отчетливо произнесла по-русски:
– А вот и наши умники. Вроде целые.
Пошатываясь от усталости, младший научный сотрудник далекого российского научно-исследовательского института закончил наконец-то переработку собранной за день травы. Закурив, протер слипающиеся глаза. Глянул на часы и нахмурился: спать уже некогда, еще несколько часов – и надо вставать. Телохранитель, зараза, опять сгонит с постели, бесцеремонный, гад. Спать-то, конечно, хочется, но вот мулатка все еще волнует воображение, ждет, поди, утешить хочет. Где ж тут выспишься?
Меньшиков насыпал готовый порошок в трехлитровую банку. Завинтил крышку. Поставив на полку, покосился на дремлющего телохранителя; сегодня вечером вовсю шевелил своей единственной извилиной, пытаясь понять смысл сказанного и перечисленного в течение часа, устал от работы головой, теперь вот дремлет на своем стуле, бедолага.
Отойдя от полки, Меньшиков направился в жилую комнату. Мулатка спала, раскинувшись на кровати. Аппетитная темная попка контрастно выделялась на белой простыне. Пухлые губы приоткрылись. Длинные ноги так и манили на грех.