Взрывной коктейль
Шрифт:
– Была у тебя в институте лаборатория, чего там не открывал свои формулы?
– Какая там… лаборатория? – Меньшиков поморщился. – Два часа в день, толпа народу, постоянная нехватка образцов. Что можно сделать в таких условиях? Опять же профессора над душой стоят, придурки закостенелые, ничего нового не принимают, а то и вовсе боятся. Им уже на покой пора, песок сыпется, но все равно указывают, как и что делать. Начнешь объяснять и доказывать – щеки надувают и твердят, что мои формулы не могут иметь реальных оснований, так как какой-нибудь давно умерший академик когда-то сказал, что такого не бывает в природе. Не бывает – и все.
Батяня пожал плечами, химия для него – темный лес.
– Теперь-то сможешь продолжить свою работу?
Меньшиков странно глянул:
– А меня не посадят?
– Тебя не за что сажать, по идее, тебя надо, наоборот, наградить… впрочем, вряд ли тебя наградят, это дело закрытое. Но, думаю, твои разработки должны принести пользу медицине.
Обещать что-то этому гению не хотелось. Батяня не стал договаривать до конца, закончил:
– В Москве разберутся, что с тобой делать.
Рядом опустился Свешников. Краем уха он слышал разговор, поэтому вставил, больше для острастки:
– Смотри, студент. Опять начнешь заниматься наркотой – в следующий раз тебя спасать уже не будем. В следующий раз мы придем, чтобы из тебя кишки выпустить. И никакие охранники тебе не помогут. У Барона вон целая армия была, и его никто не защитил… Так что думай, студент, прежде чем пакостить.
Меньшиков отодвинулся от капитана. Все еще побаивался его. Поспешил заверить:
– Я… я никогда больше не возьмусь за формулу этого наркотика. Я даже из Москвы больше никуда не поеду, ни в какие джунгли, а все, что наработал, в институт передам. Пусть разрабатывают лекарства, так больше пользы.
Лавров понял, что тот говорит искренне. Спросил:
– А сам чем займешься?
Изобретатель пожал плечами:
– Не знаю… Уеду куда-нибудь. Тот, кто организовал всю эту поездку, наверняка не оставит меня в покое. Барона-то убили, а тех, кто в Москве, нет, и они про меня знают. Так что проще мне уехать из столицы. И подальше. За Урал куда-нибудь.
– Ну, этот вопрос, я думаю, как-то решится. – Батяня припомнил разговор с Семеновым и его слова насчет всех абонентов Барона. – Пока отсюда будем выбираться, почитай, всех злодеев уже на чистую воду должны вывести. И фирму подставную, и тех, кто организовал вашу поездку. Так что не переживай, все будет в порядке.
– Хотелось бы верить.
К Меньшикову обратилась Андронова:
– А как наркоту-то свою назвал? Ведь все гении как-то должны называть свои изобретения, плохие они или хорошие.
Меньшиков сунул окурок в рыхлую почву и, потупившись, ответил:
– Навеянный зной.
– Чего так?
– Наркоман говорил, что ему все время чудятся знойные миражи, пустыни, жаркие страны и все такое похожее. Я думал, врет, сам попробовал разок… оказалось, что говорил правду.
– И не побоялся своего изобретения?
– Должен же я был проверить?
Десантники покачали головами. Действительно, надо иметь особенное устройство мозга, как у всех великих ненормальных, чтобы на себе же опробовать свое изобретение, не опасаясь последствий. Обычным нормальным людям до такого не додуматься.
Лавров поглядел на четверых спящих вповалку: где бросили, там и остались. Перевел взгляд на зевнувшего Меньшикова. Потом на капитана со старлеем.
– Придется и нам отдохнуть несколько часов. Все равно этих не разбудить никак, не стоит и время терять. Я дежурю первые два часа. Потом ты, Антон. Наталья дежурит последней, заодно и умников будит.
Ближе к полудню покой джунглей был нарушен. Едва ли не каждые полчаса в небе проносились вертолеты, судя по всему, местные власти основательно взялись за поиски. Десантники недобрыми взглядами следили за винтокрылыми машинами, не зная, что и думать. Попадать в ловушку не хотелось, да и с Москвой связываться опасно: могли перехватить сигнал и выйти на группу – итог встречи с превосходящими силами был понятен каждому, даже ученым.
Освобожденные наконец проснулись. То ли просто больше морально устали, чем физически, то ли свежий воздух помог быстрее восстановить силы. Сидели теперь тесной кучкой, позавтракав запасами десантников, молча наблюдали за их действиями. Меньшикова никто не пытался даже укорять, словно забыли о двух неделях плена.
Лавров дождался, когда стихнет шум вертолета.
– Сидеть здесь становится все опаснее, совсем скоро по сельве начнут шастать с собаками. Надо бы уходить побыстрее. К вечерку бы километров тридцать отмотать, ну и на связь с центром выйти. Там уже решать, что делать будем.
– Тридцать не пройдем, Андрей. – Андронова намекнула про распухшую ногу Малышевой. – Максимум двадцать.
– Понесем по очереди.
Свешников указал куда-то в сторону, вроде в том направлении, откуда пришли позавчера:
– Выходить на стоянку поисковиков не пойдем?
– Опасно. Хрен их знает, этих солдат, что у них на уме. Вполне могут и огонь открыть. – Лавров отрицательно покачал головой. – Надо либо своим ходом до побережья топать – за дня три-четыре дойдем, либо – в соседнюю страну уходить, так надежнее.
Андронова присвистнула:
– Это долго – втроем да с учеными на плечах… недели две-три точно уйдет.
Батяня развел руками:
– А куда деваться? Иного выхода я не вижу. Да и с Москвой не свяжешься, запросто обнаружат сигнал и выйдут на нас.
Капитан опять кивнул в ту же сторону и предложил:
– Может, пленного взять? Заодно и узнаем, с чего такой переполох в небесах. Глядишь, Рома попадется, уж он-то точно в курсе всех событий.
Батяня с сомнением посмотрел на капитана.
– Опасно разделяться. Вдруг там уже ждут с распростертыми объятиями?
Свешников отмахнулся, в голове у него уже созрел план, и он поспешил поделиться:
– Да я аккуратно, Андрей. Ты же меня знаешь. Поброжу вокруг, разнюхаю, какого-нибудь ротозея прихвачу да сюда приволоку. А так сидеть и на кофейной гуще гадать, ничего не выгадаешь.