Взрывоопасные сестрички

Хеллер Джейн

– Как я уже сказал, на вашем месте я бы переехал.

Остаток недели прошел как в тумане. Пришлось привести в порядок то, что осталось от моей квартиры, сменить замки, несколько раз позвонить в страховую компанию и попросить побыстрее выплатить страховку. Пришлось смотаться в контору и позаимствовать один из компьютеров. При этом я часами сидела над сценариями, чтобы все закончить к пятнице. Я также собирала вещи, поскольку мой рейс на Флориду вылетал из Ла-Гуардиа в пять часов вечера пятницы.

Впрочем, я со всем справилась, и в семь тридцать

вечера пятницы самолет приземлился в международном аэропорту Палм-Бич, где меня встречала мама.

– Ау! Я здесь, Дебора! – окликнула она, заметив меня на выходе из терминала. Мама помахала сумочкой, чтобы привлечь мое внимание, и нечаянно стукнула по голове контролера.

Я помахала в ответ, стараясь никого не задеть, и неожиданно для себя самой вдруг кинулась маме в объятия, как получивший ссадину шестилетний ребенок.

– Дебора, – ласково пробормотала мама, гладя меня по спине. – Девочка моя маленькая.

Но маленькой была она, как с изумлением обнаружила я. За последние несколько лет мама заметно усохла, но в этот раз она показалась мне особенно хрупкой, почти прозрачной. Но при всем том Ленора Пельц осталась привлекательной женщиной и выглядит куда моложе своих семидесяти пяти, подумала я. У мамы стройная фигура, волнистые серебристые волосы и бездна обаяния, из-за которого люди тянутся к ней. Но сражали всех наповал ее глаза. «Голубой от Тиффани», – как назвала их моя сестрица-барахольщица. На эти потрясающие, огромные глаза люди сразу обращали внимание при знакомстве с мамой. Плохо одно – ни я, ни Шэрон не унаследовали их.

– Я так рада, что приехала на твой день рождения, мам, – сказала я, все еще цепляясь за нее. – Мне и впрямь до зарезу нужно передохнуть.

– Работа тебя доконала, солнышко? – Мама погладила меня по щеке так, как способна погладить только мать.

– Помимо всего прочего, – буркнула я. – Я все объясню дома, ладно?.

Она пристально посмотрела на меня:

– Это не связано с Шэрон? Пожалуйста, скажи, что нет.

– Нет, ма. Это не имеет никакого отношения к Шэрон.

Мама с облегчением вздохнула:

– Ну, тогда вдвоем мы сообразим, что с этим делать, как поступали всегда, когда ты была ребенком.

Я улыбнулась. Моя мама – посредник. Мама – устранитель всех проблем. Золотая мама. Ну как такая милая, уравновешенная женщина могла породить столь вздорных отпрысков? И тут я напомнила себе, что родителей у меня двое.

От аэропорта мы направились на север по шоссе, минуя повороты на Ривьера-Бич, Палм-Бич-Гарденс, Юпитер и Хоб-Саунд, и добрались до Стюарта. Вся поездка заняла чуть больше часа. Мы доехали бы быстрее, но маме пришлось завернуть на заправку. Ей всегда нужна заправка. Ее «Олдсмобиль-Дельта 88», размером с морской лайнер, сжирает за десять миль галлон бензина. А вторая проблема с этой машиной та, что маменьку едва видно из-за руля, если она не подкладывает себе под зад телефонный справочник. Я долго недоумевала, почему мама не сменит эту колымагу на более современную машину размером поменьше, но потом сообразила, что большинство ее сверстников во Флориде тоже ездят на здоровенных старых рыдванах. Вероятно, это свойственно всему их поколению.

Около половины десятого мы наконец миновали мост Эванс-Крери над рекой Святой Люсии и оказались на полуострове Сьюел-Пойнт.

Мама за эти годы обновила дом – перекрасила степы, положила новый ковер, обзавелась современной кухонной техникой – но он по-прежнему оставался загородным домом образца 1970-х, каким я его помнила. Обожаемое моим отцом убежище в тропиках. Здание, расположенное среди похожих на джунгли зарослей и возведенное на сваях, возвышалось над рекой Святой Люсии и над особняками, стоящими на бульваре Святой Люсии в Стюарте.

Чтобы попасть в дом, нужно подняться по двум лестничным пролетам и еще по одной лестнице внутри. Поднимаясь, я размышляла, долго ли еще мама сможет карабкаться по этим ступенькам. Нет, в свои семьдесят пять она вовсе не стала инвалидом, но я знала, что придет день, когда подъем по этим многочисленным ступенькам будет для нее серьезным испытанием, если и не вовсе невозможным делом.

Бросив вещи в одной из двух гостевых спален, я направилась к маме на кухню. С аппетитом уплетая заранее запеченного ею цыпленка, я поведала ей о своих несчастьях.

– Может, пора уехать из города, – сказала она, когда я закончила печальную сагу.

– Именно это посоветовал мне и тот коп. Но куда же деваться?

– Почему бы не сюда? Мы здесь вполне разместимся. Ты всегда любила этот дом.

– Да, но в сорок три года как-то неприлично свалиться на голову матери.

– А потом подыщешь себе собственное жилье где-нибудь поблизости, обустроишься там, встретишь хорошего мужчину.

– Не хочу никого обидеть, мам, но все мужчины в окрестностях – твоих лет.

– Да, а женщины, которые их интересуют, – твоих.

– В данный момент мужчины – не самое главное, – рассмеялась я. – Я переосмысливаю весь свой образ жизни. Мне хочется поменьше стрессов, побольше самодостаточности.

– Повторяю, солнышко, переезжай в Стюарт. И забудь мой выпад насчет стариков. Ты удивишься, сколько тут теперь живет молодых.

– Вообще-то ничуть не удивлюсь. Читала я статьи о людях моего возраста, сбегающих из больших городов в маленькие местечки типа Стюарта. Они бросают высокие посты, чтобы стать там шеф-поварами, управлять пансионатами и учиться рисовать.

– Ты ведь тоже рисовала, когда училась в колледже, солнышко. Автопортреты, верно?

– Нет. Это Шэрон писала автопортреты, хотя все они куда больше смахивали на Натали Вуд, чем на нее. (Причем единственная общая черта у Шэрон с Натали Вуд – это страсть к Роберту Вагнеру.) Я же рисовала вазы с фруктами, вазы с цветами и все такое прочее.

– Ну, так ты вполне можешь снова этим заняться, верно? Найди работу и рисуй в свободное время.

– Возможно. Но какую работу я тут найду? Стюарт не то, что большой индустриальный центр.