Взять своё
Шрифт:
Наверное, он еще долго так мысленно бы разговаривал сам с собой, но где-то в коридоре послышались чьи-то шаркающие шаги. Через мгновение зашевелилась стража у ворот опочивальни, а Фален, чертыхаясь, уже летел в постель. «Это точно кто-то из них! Чуть не попался! Теперь, лишь бы ничего не заметили». В кровати он резко, одним движением, натянул на себя тяжелое одеяло. Правда, тяжелый, прелый запах мочи и пота вновь ударил ему по ноздрям, отчего его чуть не вырвало. Скривившись, король закрыл глаза и попытался успокоить дыхание.
— Что ты топаешь,
— Какая разница?! Он все равно, бревно бревном, — кто-то другой виновато отвечал. — Давай, лучше тут приберемся. Проклятье, он что опять обмочился? Точно! Хорошо, не как в прошлый раз… Тише ты! Он зашевелился и, кажется, что-то бормочет… Странно. Может надо отвара обновить?
Первый, как-то подозрительно стих, а Фален почувствовал, как кто-то осторожно присел на кровать. «Подслушивает, тварь! Кругом, одни предатели! Ладно, похоже, это самый лучший момент, чтобы действовать… Черт, хотя я лучше бы удавил их всех». Он испустил чуть слышный стон умирающего и несколько раз лягнул ногой воздух. Тут же притих и второй слуга. Тогда Фален застонал еще громче и, вдобавок, испортил воздух.
— А-а-а… Брат, брат! — он то понижал голос до едва слышного шепота, то делал его громче. — Стой, не делай этого, — его нога снова пнула одеяло и, словно случайно, задела что-то плотное и тяжелое; Фален мстительно ухмыльнулся при этом. — Золото! Сколько же здесь золота… Горы золота.
Вот, честно говоря, ему совершенно не пришлось притворяться. Однажды, когда все это только начиналось, Роланд провел его в королевскую сокровищницу и показал накопленные им и его отцом ценности. Это были, действительно, горы, золото и серебро которых тускло блестело в свете факелов. Прямо под ногами, у стен, в небольших бочонках, сундуках лежали монеты и самородки, стоимость которых было сложно даже вообразить… Поэтому, бормоча все это он ярко представлял то, что видел.
— Полные сундуки монет, брат… Это же все надо спрятать. Надо срочно спрятать! — установившуюся в этот момент в опочивальне тишину можно было смело резать ножом, настолько тяжелой и вязкой она была. — Враг уже близко! Ты понимаешь, враг совсем рядом… Столицу скоро возьмут в осаду…
Тут он замолчал, давая себе передышку. Ему настолько хотелось пить, что слова приходилось практически выталкивать из своего горла. В этот момент даже то дурманящее поило, представлялось ему напитком Богов.
— Брат… Слушай меня, брат…, — он собрался с силами; оставалось еще немного. — Скачи на юг… в наш родовой замок. Туда враг не доберется… А подвалы… Помнишь подвалы, в которых в детстве мы прятались от стражи? Ха-ха…, — Фален уже хрипел, то и дело прерываясь на скрипучий мерзкий кашель. — Ха-ха, в этих подземельях можно спрятать все что угодно… Скачи, брат, скачи… Ты должен освободить… Ольстер… Навсегда…
«Все! Больше не могу! Если я сейчас не выпью, то, точно, сдохну!». И его вновь пробил жесткий кашель, выбивавший из него последние силы.
— Брось, этот горшок, — даже сквозь кашель, Фален услышал, как что-то упало и разбилось. — К демонам его! Ты слышал, что он сказал? Бредил?! Ты, что баран?
— Ась? — другой слуга то ли, правда, ничего не понимал, то ли притворялся, надеясь первым принести шаморцам эту весть. — Да, бредит он. Ты посмотри на это тело. Он же упился до самых бровей и наговорит такого, что только держись… Про короля вона сказал… Все же знают, что король Роланд погиб в том сражении…
— Но тело же так и не нашли, — кровать скрипнула; значит, второй слез с нее. — Я все равно расскаж…
И вдруг, что-то глухо стукнулось, потом шмякнулось. Фален с трудом боролся с диким искушением, открыть хотя бы один глаз. Дальше кто-то приглушенно застонал и выругался, потом несколько раз хлопнула дверь опочивальни и послышался топот удалявшихся по коридору слуг.
— Наконец-то, — тяжело выдохнул Фален и сел. — Чуть не сдох. Как же я пить хочу. Просто, ужас какой-то…
Взгляд его несколько раз прошелся по комнате, но снова и снова упорно останавливался на том самом кувшине, стоявшем почти у самой кровати. Кувшин, как змей-искуситель, притягивал к себе взгляд, всем своим видом обещая невообразимое блаженство. Фален с трудом сглотнул вставшей в горле ком.
— А мне ведь, все равно придется пить это дерьмо, — прошептал он. — …
До него, вдруг, только что дошло, что шаморцы, услышав о королевском золоте и о самом ожившем короле обязательно придут к нему. Они, наверняка, захотят все узнать у него самого. И сможет ли он тогда сохранить тайну?
— Надо выпить все, что там есть, — он схватил полный кувшин и подтянул его к себе. — Сейчас забытье для меня настоящее спасенье… Правда, а проснусь ли я потом когда-нибудь…, — он со смесью ненависти и отчаяния посмотрел на плескавшуюся в широком горлышке кувшина воду и поднес его к губам. — К черту! Ольстер навсегда!
Прохладный напиток хлынул в горло, неся иссушенному жаждой телу избавление, а голове — долгое и тяжелое забвение. И в эти мгновения, роняя кувшин с чуть горьковатым содержимым на пол Фален даже не подозревал, какую сильную волну он поднял своим бормотанием и к каким событиям они привели в дальнейшем.
… Те двое слуг, стали невольными свидетелями и участниками спектакля, еще только неслись по коридору, пихаясь локтями и стараясь один другого задержать. Их потуги и красные пыхтящие рожи всех на пути пугали своим видом, заставлял вообразить невесть что.
В конце концов их забег окончился громким падением в небольшом зале, где с удобством и комфортом расположился отвечающий за охрану королевского пленника сотник-шаморец. Надо было видеть, как при этом шуме взлетел вверх с одной из дворцовых девок, с которой только что забавлялся. Со спущенными штанами и мечом в руке он сначала с удивлением, а потом и со злобой вызверлся на валявшихся перед его ногами слуг. А девка, не понимая, что к чему, в испуге забилась в угол зала и там что-то тихо верещала.