Взять свой камень
Шрифт:
Больше тянуть нельзя – лейтенант рванул кольцо парашюта и начал подбирать стропы, чтобы на потоке воздуха как можно дальше убраться от этих огоньков, не сулящих ему ничего доброго: внизу могли быть только немцы.
Но мешал планировать неизвестно откуда взявшийся проклятый предательский ветер – он тянул парашют к огонькам, злорадно посвистывая в стропах и раскачивая повисшего на них Трофимова из стороны в сторону, заставляя его напрягать все силы и кусать губы от ярости и злости.
Одернув себя – чего суетишься, еще поборемся! – лейтенант Трофимов маневрировал, стараясь спланировать ближе к лесу. Немцы
Но где же остальные, почему удалился гул самолета, почему не видно в небе раскрывшихся куполов парашютов? Что произошло?
Какой противный ветер! Он не давал ему уплыть по небу в сторону, выжимал из глаз слезы, мешал смотреть. И скоро ли земля?
Земля встретила его треском ломающихся ветвей куста, на который упал. Расцарапанный до крови, ободранный, Трофимов отцепил лямки ставшего тяжелым парашюта и выбрался на луговину. Под ногами зачавкала грязь.
«Болотина», – понял он, подхватил поклажу и что было сил побежал к лесу.
Сейчас не до парашюта, белым пятном выделявшегося в предутренней темноте, сейчас надо уйти как можно дальше, потому что совсем недалеко стрекочут мотоциклы, с хлопками взлетают ракеты и уже слышны выкрики немцев.
Ноги скользили в грязи, во все стороны летели из-под подошв брызги, комбинезон быстро намок до колен и неприятно облепил ноги, но Трофимов бежал и бежал к лесу. На секунду остановившись, он чутко прислушался – как там, наверху? Звук самолета стал совсем далеким. Куполов парашютов в небе тоже не видно, зато с флангов раздается треск немецких мотоциклов. Значит, они хотят взять его в кольцо, отрезать от леса и потом, сжимая смертельную западню, захватить живьем?
Трофимов снова побежал. Петляя между редких кустов и уродливых кривых деревьев, росших на болотистой луговине, он рвался к спасительной лесной чаще. Влететь в нее, как снаряд, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветви, броситься вглубь леса, запутать преследователей, оторваться от них, скатываться в глубокие овраги и подниматься по их крутым склонам, разбрызгивая воду, бежать по руслам лесных ручьев, выскакивая то на один берег, то на другой, оставляя за спиной бурелом и поваленные ветром стволы деревьев… Там его не найти, не взять, не загнать в ловушку!
Впереди хлопнуло, взлетела пара ракет – белая и красная, следом протрещала очередь автомата. Словно наткнувшись грудью на невидимую преграду, Трофимов остановился – враги опередили и отрезали его от леса. Сзади, отвечая на сигнал, тоже выпустили две ракеты – белую и зеленую.
«Грамотно работают, сволочи», – подумал лейтенант, выбирая место получше для круговой обороны. Что ж, у него есть автомат, гранаты и взрывчатка. Живым он им не дастся, это точно, но взамен возьмет с собой как можно больше чужих жизней.
Найдя сырую ямку около старого пня, он присел в ней, торопливо вставляя в гранаты запалы. Пальцы не дрожали, волнения не было: он уже принял решение и знал – отсюда ему не уйти…
Земля крепко ударила по подошвам, следом за еще не погасшим куполом парашюта потащило по кочкам, больно врезались в тело лямки подвески.
Волков подтянул стропы, гася купол, поднялся, собрал парашют и начал мигать синим фонариком, поворачивая его в разные стороны. Где они находятся, куда попали после непредвиденной задержки с прыжком Егорова? Там, за далеким лесом, даже, скорее, за перелеском или рощей, разгорался бой – трещали автоматы, гулко застучал немецкий пулемет, ухнули взрывы. Значит, они не так далеко от намеченного для выброски места. Наверное, это отбивается от наседающих врагов Трофимов? Больше некому…
Слева хрустнул под чьей-то ногой валежник. Антон направил на звук ствол автомата.
– Товарищ капитан?
Похоже, Егоров? Или кто-то другой? Он еще не умел различать их по шепоту.
– Сюда!
И правда, Егоров – с собранным в охапку парашютом в руках, встревоженно прислушивающийся к звукам боя.
– Там ребята, недалеко…
– Веди, – Волков побежал следом за ним к зарослям кустов, с опаской поглядывая на начинающее розоветь на востоке небо. Скоро станет светло, а до этого момента группа должна уйти в безопасное место.
– Там бой!.. Мы готовы!.. Надо бежать, помочь, – перебивая друг друга, едва увидев командира, загомонили ребята.
Он только тихо порадовался, что они все здесь, целые, не получившие травм при приземлении, способные двигаться, воевать. Не сглазить бы хоть эту маленькую удачу.
– Отставить! – твердо приказал Антон. – Взять парашюты и за мной, бегом! Это приказ!
И он первым, как еще совсем недавно на базе, побежал к деревьям, нырнув под сумрачный полог леса.
Остальные неохотно последовали за ним. Замыкавший четверку Зверев подумал, что их капитан либо празднует труса, либо…
Генерал Герберт Отто Тровиц завтракал. Он всегда вставал рано, особенно в период военных действий, с помощью денщика приводил себя в порядок после непродолжительного ночного отдыха и выходил к завтраку. К сожалению, у генерала начали пошаливать почки, поэтому он вынужденно придерживался бессолевой диеты, но кофе был обязателен.
Наливая себе в чашечку мокко – он всегда это делал сам, – Тровиц милостиво кивнул почтительно ожидавшему конца его трапезы адъютанту, разрешая впустить оберста Хахта с ежедневным утренним докладом.
Отпивая мелкими глотками ароматный напиток, генерал искренне пожалел, что нельзя добавить в него немного коньяка – сейчас не стоит рисковать, ударяя спиртным по почкам: впереди множество дел. Но коньяк был бы просто изумительным, тем более в такое веселое солнечное утро.
Ожидая появления Хахта, он поглядел на лепной потолок дома, в котором расположился штаб, – недурно сделано, очень недурно, старая, хорошая работа. Надо будет потом поинтересоваться, что здесь было раньше, при большевиках и до них? Судя по планировке, дом принадлежал какому-нибудь помещику или богатому промышленнику, объявленному советами враждебным классом. Занятно! Человек всю жизнь трудился, создавая себе и своей семье состояние, а потом его объявляют за это врагом именно те, кому он предоставлял работу и давал кусок хлеба. Хвала Господу – немецкая нация, за исключением некоторых выродков, оказалась глухой к учению прославляемого русскими еврея Маркса. Подумать страшно, что могло случиться с Германией, если бы выродкам не свернули вовремя шею…