Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том III
Шрифт:
Тиро с этим спорить не мог.
Феррус Манус, Горгон, их генетический отец, был мертв. Он был убит на Исстване своим братом в акте немыслимого предательства.
И смерть его посеяла зерна безумия.
Гибель примарха оказалась столь ужасной, столь шокирующей, что оставила в психике Железного Десятого бездонную рану, которая, возможно, никогда не излечится.
Горе почти лишило их воли к сопротивлению в первые недели после кровавых черных песков Ургалльской низины, но оно же позже перебродило в ненависть.
А ненависть была безумным братом
— Мы уверены, что это все, кто там был? — спросил Тиро.
— Уверены, — ответил Сайбус. — Я лично осмотрел все укромные уголки и потайные ходы корабля. В общей сложности двадцать легионеров.
— Здесь только пятнадцать.
— Тарса забрал пятерых на «Сизифей» для вскрытия.
— Зачем?
— Откуда мне знать? Я не апотекарий.
— Ладно. Но двадцать воинов для ударного крейсера — это маловато.
Сайбус пожал плечами, и его голые металлические руки брякнули об броню. Никто на «Сизифее» не мог сравниться с Сайбусом в рвении, когда дело касалось химерических аугментаций. Он с фанатичным пылом принял кредо умерщвления плоти, когда оно только зарождалось, еще до исстванской бойни.
— Возможно, за годы, прошедшие с Исствана, на них уже нападали, — предположил Сайбус. — Не мы одни сражаемся с ними в этой тьме.
— Может быть, но у меня не сложилось впечатления, что корабль был недоукомплектован, — проговорил Тиро и замер, когда мысль о военных методах Альфа-легиона вызвала в нем тревожное ощущение сходства.
— Это ударная команда, — сказал он. — Один корабль с маленьким экипажем, действующий на периферии. Такой же, как мы.
Сайбус кивнул, принимая догадку Тиро.
— Думаешь, они действительно направлялись к Альфарию?
Тиро вздохнул.
— Мы узнаем точно, когда Криптос закончит с реестрами, которые выгрузил Велунд.
— Но можно ли будет доверять полученным результатам?
— Не знаю, Вермана, — сказал Тиро. — Но если это правда… Это такой шанс причинить предателям настоящий вред, нанести им такой же удар, какой был нанесен нам. Нам это нужно.
— Так точно, капитан, нужно, но окончательное решение за капитаном Брантаном.
Тиро скованно кивнул. Сайбус был прав. Ульрах Брантан покоился в заледенелом стазис-контейнере, но все равно оставался капитаном воинов на «Сизифее».
— А ты…
— Нет, — ответил Тиро, уже жалея, что рассказал Сайбусу об увиденном — или привидевшемся — в крио-камере Брантана. — Капитан выглядит так же, как всегда.
— А Тарса? Что он говорит?
— Ничего, — огрызнулся Тиро. — Что он, по-твоему, может говорить? Капитан заперт в ледяном стазисе. В стазисе раны не излечиваются. Смертельные раны чудесным образом не исчезают. Никто не может вернуться из мертвых, как бы сильно нам этого ни хотелось.
Убедившись, что состояние раненых в апотекарионе стабилизировалось, Атеш Тарса понес благородно погибших в ледяные усыпальницы «Сизифея». Редуктор отягчал руку генетическим наследием шести братьев из Железных Рук, шести героев, что больше не выступят против архипредателя.
На такой глубине коридоры покрывал белый иней, делая их похожими на проходы в древнем леднике. Из-за этого звук и свет вели себя странно. Эхо его шагов улетало далеко вперед, а раздробленное отражение извивалось во льду. Неудивительно, что среди экипажа — как космодесантников, так и сервов легиона — распространились слухи о призраках и фантомных голосах, возникающих на этих уровнях.
Глупости, разумеется, но ведь даже аугментированный и тренированный мозг легионера был подвержен парейдолии.
В стерильном воздухе блестели белые снежинки, и блестящие сосульки, похожие на стеклянные кинжалы, свисали с балок. Тарса миновал склеп, где покоился разбитый дредноутский корпус брата Бомбаста. Остановился и прижал руку в латной перчатке к холодному металлу.
Он продолжил путь к холодному сердцу корабля. Насыщенно-зеленые доспехи Тарсы испускали горячий пар, и холод становился все привычнее, но когда люк, отделявший последнюю криокамеру, отъехал в сторону, он задрожал.
Воздух минусовой температуры дыханием вылетел наружу.
Тарса укорил себя за использование подобных метафор, но он все-таки был уроженцем Ноктюрна, выросшим на легендах, которые передавались у очага от отца к сыну. На сказаниях о войне, на сказаниях об адских драконах и о бессмертных огненных душах в подземном мире.
От закоренелых привычек избавиться сложно.
Камера Ульраха Брантана была настоящим склепом и представляла собой ледяную пещеру, наполненную безвоздушным холодом и шипящей, жужжащей техникой. Наиболее чувствительные механизмы были накрыты термобрезентом, и изолированные кабели, похожие на спящих змей, пульсировали на напольных плитах.
В центре комнаты стоял контейнер со стеклянной крышкой, в котором лежал смертельно раненный капитан «Сизифея». Поверхность контейнера почти полностью скрывал голубовато-белый иней, бросавший в сумраке мерцающие отблески. Следуя уже сложившейся привычке, Тарса протянул к стеклу руку и вытер иней над лежавшим внутри Брантаном. Тарса уже не раз видел его раны, но менее ужасными они от этого не выглядели.
Недостающие конечности, кратеры от масс-реактивных снарядов в кулак глубиной, жуткие впадины от ударов цепным мечом и страшные фосфексные ожоги.
Они трижды убили бы обычного воина, но Брантан держался.
В большинстве других легионов человеку, получившему такие раны, позволили бы умереть или же заключили его в дредноут. Однако за время, проведенное на борту «Сизифея», Тарса понял, что Железные Руки не были такими, как большинство других легионов.
На его груди до сих пор сидело, словно паразит, Железное Сердце — несколько паукообразное устройство из меди и серебра, одновременно исцелявшее и пожиравшее Брантана. Из его сегментированного туловища исходили тонкие, как нити, усики, которые исчезали в плоти капитана. Никто не знал, куда они были направлены и что делали в его организме. Ни один прибор в арсенале Тарсы не мог выявить их пути.