Worm
Шрифт:
Бентли и остальная стая подтянулись к источнику воя. Сириус стоял у многоквартирного дома, заполняя вечернюю тишь тем скорбным, навязчивым звуком, который раздавался в воздухе.
Она соскочила со спины Бентли и вытерла тыльной стороной ладони пот, мускус и кровь, просочившиеся со спины собаки на внутреннюю поверхность бёдер.
– - Сириус! Хороший мальчик!
Он завилял хвостом, и кончик хвоста оставил следы на воде.
– - Сириус, охраняй!
– - она указала на входную дверь.
– - Бентли, охраняй!
– - на маленький чёрный выход сбоку. Собаки выдвинулись на соответствующие позиции.
– - Сидеть!
Все
– - Замри...
– - она медленно проговорила команду. Группа собак застыла.
У Суки был заведённый порядок. В первую очередь нужно было убедиться, что собаки здоровы. Это включало в себя уход за ними, стрижку, заполнение их журналов, если собак взяли не из приюта, очистку ушей, изоляцию друг от друга, чтобы можно было следить за консистенцией и цветом их дерьма и замечать любые изменения. Дерьмо могло раскрыть многое о собаке, от очевидных вещей вроде диеты, до общего состояния здоровья и настроения. У несчастливой собаки и дерьмо нездоровое.
Во вторую очередь была дрессировка, и каждой собаке уделялось особое внимание. Первой командой, которую они учили, было "Сидеть!", за которой вскоре следовали "Стоять!", "Фу!", "Принеси!" и "Ко мне!". В зависимости от собаки, требовалось до двух дней, чтобы усвоить эти команды твёрдо. Эти команды были фундаментальны. Если собака не слушалась хоть какой-то из них, ей не разрешалось выходить гулять, и совсем не доставалось влияния силы Суки.
Как только собака усваивала эти команды, ей открывались новые приказы. Собака которая послушно оставалась на месте и смотрела, пока она работала с другой собакой, была более склонна следовать примеру.
Если бы людей можно было так же легко понять, так же легко обучить!
– - Собаки, куси!
– - команда прозвучала тихо, но каждая собака здесь ожидала её. Бентли и Сириус остались на своих местах, но остальные ринулись в здание. Более крупные вламывались в заколоченные окна, мелкие ломились в переднюю дверь. Гвалт и лай, изменённые неестественными глотками, слились в один глухой шум.
Она ожидала снаружи, положив руку на шею Бентли. Она знала по его напряжению, что он рвался внутрь, но подчинялся команде. Это было его испытанием.
Другой вой раздался вдали, удивив её. Если всё её собаки были с ней...ох. Только одна собака была в другом месте. Она слушала, как вой раздался снова. Да. Вой Анжелики отражал её размеры и количество применённой к ней силы. Больше, чем к Бентли, Сириусу или Люси.
Она свистнула, собирая собак, долго и громко, и собаки вернулись к ней, выкарабкиваясь из здания. Она проверила и не нашла на них ни следа человеческой крови. Хорошо. Лучше терроризировать и наносить лёгкие раны, чем увечить и убивать. Если люди из этого здания останутся на её территории, она будет удивлена.
Она забралась на спину Бентли и свистнула дважды. Идём.
Рывок цепи ошейника Бентли и толчок ногами в его бока привели его в движение. Остальные ринулись следом, повизгивая и лая от возбуждения.
Испытывали ли когда-нибудь остальные люди что-либо подобное? Тейлор, Брайан, Лиза или Алек? Она ощущала, как будто была одним целым с Бентли, когда её дыхание перехватывало между его стремительными прыжками. Вода брызгала на её и его кожу. Ноги её были прижаты
Почему же, удивлялась Сука, они счастливее меня?
Непрошеные ответы полезли в голову.
Она вспомнила, как жила с матерью. Она даже не помнила лицо этой женщины, но это не было так уж удивительно. Маманя работала где угодно, у неё было то три работы, то ни одной, но время дома она почти не проводила. Когда она была дома, то либо бухала в своей комнате, либо тусила с друзьями. Вопросы и попытки маленькой Рэйчел добиться внимания встречали гневный отпор. Её отпихивали в сторону или запирали в комнате. Лучше сидеть тихо, ждать своего шанса. Когда мать была в отключке, можно было прикарманить деньги из её кошелька, чтобы позже купить хлеба, орехового масла или джема, молока, сока и сухих завтраков в магазине на углу. Когда мать закатывала тусу, и Рейчел удавалось не попадаться под ноги, частенько она могла утащить пачку чипсов, упаковку рёбрышек или куриных крылышек, чтобы ночью съесть под кроватью или на крыше.
Так она и жила. До того самого момента, когда однажды мать просто не явилась домой. Еда из буфета потихоньку исчезла, даже консервированные ананасы, персики и орешки в сиропе, которые остались от предыдущих постояльцев. В отчаянии, боясь покидать квартиру на случай, если пятнадцать минут её отсутствия в доме в поисках еды придутся на те самые пятнадцать минут, когда мать заглянет домой, она попробовала приготовить рис, встав на табуретку, чтобы дотянуться до плиты и мойки. После того, как она насыпала рис в кастрюльку, стоящую на раскалённой плите, она случайно опрокинула её на себя. Сейчас она понимала, как ей повезло, что она не знала, что рис надо засыпать уже в кипящую воду. Но всё равно, вода была настолько горячей, что кожа покраснела, и на её вопли соседи вызвали 911.
Потом были приёмные родители. Первые родители, которые были довольно добры, но не имели достаточно терпения, чтобы возиться с девочкой, которую организация по защите детей определила как находящуюся на грани одичания. Другая приёмная девочка в этой семье, азиатка, воровала вещи, ломая то, что не могла оставить себе. Рэйчел ответила единственным, что ей пришло в голову -- напала. Хоть та и была на три года старше и на двадцать кило тяжелее, но дело закончилось кровью и слезами той девочки.
После этого новый дом для неё нашли довольно быстро.
Дом номер два, где родители были не так добры, и у неё были четыре сестры, а не одна. Три года, проведённые там, были наполнены долгими уроками. Ей хорошо объяснили, что она была не права с той сестрой-идиоткой, только теперь в слезах и кровоподтёках оказывалась она. Объяснили жестокостью самого разного рода.
Не в силах сдержать кипевшие внутри неё чувства, она завопила так долго, что не могла больше дышать. Потом она сделала глубокий вдох и завопила снова. Несмотря на то, что она вопила до боли, это казалось ей слишком крошечной и незначительной частью того, что она хотела выразить.