Worm

Дж Мак Крей

– - Вот уж не звучало так, будто ты меня уважаешь, секунд эдак тридцать назад.

– - Я волнуюсь за тебя. Ты бросаешься во все эти ситуации так, будто тебе плевать, погибнешь ты или нет. Будто тебя не держит ничего, кроме людей, которых ты пытаешься защитить. Дина, люди на твоей территории. Те, кого ты едва знаешь -- если вообще знаешь. И после того, как ты умудряешься уцелеть, ты снова идешь в бой. В ещё более опасный бой.

Я сложила руки на груди. Последние фразы были неприятно похожи на сказанное им раньше.

– - Я начинаю думать, как мне защитить тебя, остановить, заставить сфокусироваться

на цели, которая реально достижима, потому что ты очень способная, ты будешь делать потрясающие вещи, если перестанешь вести себя как самоубийца. И ещё я злюсь на себя и злюсь на тебя, потому что не могу тебя понять, а ты продвигаешься вперёд так быстро, что я за тобой не успеваю. Я перестал следить за тобой всего на один вечер, отвлёкся на другие дела -- и узнал, что ты ввязалась в драку с Манекеном.

– - Это не твоя работа -- присматривать за мной. Если тебя беспокоит то, что я подвергаю тебя и других риску, то это нормально, ты имеешь полное право орать на меня. Но не заставляй меня чувствовать себя хреново просто потому, что ты не можешь быть крутым мачо, который меня защищает.

– - Это не...
– - он замялся.
– - Нет. Я пытаюсь сказать, что думаю о тебе чаще, чем мне следовало бы.

Я отвела взгляд. Интересно, думает он обо мне чаще, потому что ему не всё равно, или только потому, что я -- ходячая неприятность. Не уверена, что хочу знать ответ.

– - Останешься? Когда я попросил тебя составить мне компанию, я говорил искренне. Мне не стоит сидеть одному, наедине со своими мыслями.

Я вздохнула.

– - Хорошо. Только налью себе чая. Если хочешь, могу сварить тебе кофе.

Он покачал головой.

– - Я и так достаточно на взводе.

– - Скоро вернусь.

Я прошла на кухню, поставила чайник и начала искать чайные пакетики. Это не так просто, когда почти ничего не видишь.

Найдя пакетики и кружки, я вытащила свой телефон.

– - Кранстон у телефона, -- ответила женщина на другом конце трубки.
– - Что я могу сделать для вас, Рой?

Кранстон -- женщина, которую Выверт назначил мне. Он назначил подручных и всем остальным, чтобы ему не пришлось лично разбираться с каждым из нас, когда у него были более важные дела.

– - Нужны очки. У Выверта есть рецепт в файле, он уже как-то заказывал мне линзы.

– - Будут к утру. Что-то ещё?

– - Нет. Хотя погодите. Вы можете переслать сообщение в штаб-квартиру Протектората?

– - У Выверта есть выходы на них. Люди Крюковолка пересылают информацию другим командам, включая ШП.

– - Нет, я имею в виду, не через каналы Выверта. Мне нужно передать им сообщение лично от меня.

– - Это можно устроить. У меня есть ручка и бумага, можете продиктовать.

– - Передайте им, что Ожог мертва. Ампутация лишилась обеих рук -- по крайней мере, на некоторое время. Осталось четыре с половиной члена Девятки. Если они не врали насчет того, что ждут удачного момента для нападения, то, вероятно, этот момент настал.

– - Ага...

– - Если они заинтересованы, мы можем сообщить им местоположение Девятки.

– - Стоит ли мне дать им вашу контактную информацию?

– - У них достаточно Технарей, которые могут меня отследить. Нет. Не хочу беспокоиться ещё и об этом. Захотят

связаться -- пусть сами разбираются, как. Специально стараться не буду.

– - Хорошо.

– - И последнее. Передайте им: "Спасибо за помощь".

– - Я немедленно организую доставку сообщения.

Я повесила трубку.

Я вернулась к Брайану с кружкой чая для себя и стаканом воды для него. Телевизор был включён -- Брайан сидел посередине дивана. Он похлопал рукой по дивану, приглашая сесть рядом с собой. Причем сам разместился так, что я просто не могла отсесть от него подальше.

Но, когда я села, он не протянул руку, чтобы положить её мне на плечо -- ничего такого. Мы смотрели эти ужасные ночные передачи по ТВ на минимальной, едва различимой громкости. Мы не разговаривали, не прикасались друг к другу, и даже почти не обменивались взглядами.

В некоторой степени, он признался мне в своих чувствах. В его мыслях есть для меня особое место, хотя он и не вполне понимает, какое. Мы приоткрыли друг другу потаённые уголки наших душ, которые больше никому не позволяли увидеть. Мы даже заботились друг о друге.

Я просто не хотела, чтобы всё было вот так.

Интерлюдия 13 (Эмили)

"Мир словно сошел с ума, а я -- единственная, кто еще нормален".

Директор Эмили Суинки допила последнюю чашку кофе и остановилась, чтобы оценить хотя бы на глазок, насколько грандиозная задача перед ней стоит. Масштаб можно было измерить количеством бумаг. Горами бумаг -- штабеля порой достигали полуметра в высоту. Ряды и колонны бумажных стопок занимали каждую доступную поверхность, заползали на кофемашину и располагались на полу вокруг стола. Каждую стопку бумаг прижимал небольшой груз, чтобы листы не разлетались от сквозняка и порывов ветра, задувавшего в разбитые окна.

Эмили отметила для себя, что бумаги внизу стопок сложены аккуратно, по порядку, и выглядят почище. Новые же страницы, в верхней части стопок, были неряшливо сложены, некоторые были чем-то испачканы или у них были загнуты углы.

Та же тенденция распространялась и на сами тексты. Старые документы были распечатаны, написаны по установленной форме, все данные на своих местах. Затем резко начинались исписанные от руки листы. Птица-Хрусталь уничтожила всё стеклянное и всю технику на кремниевых чипах: все мониторы и компьютеры. Почерк в рукописных документах тоже менялся -- становился всё более неряшливым по мере роста стопок. Иногда почерк исправлялся, обычно на день-другой, когда её помощники и заместители начинали жаловаться на неразборчивость, но всё неминуемо скатывалось обратно к хаосу.

"Очень символично", -- подумала Эмили Суинки. Каждая мелочь могла что-то рассказать о происходящем.

Переход от единообразных печатных текстов к написанным самыми разными почерками документам говорило о том, что единое и упорядоченное целое сломалось, распалось на бесчисленное количество разных голосов. И в результате -- сотни, тысячи отчётов и жалоб от людей, которых заботят только свои интересы. Один из пяти осуждал её, двое умоляли хоть как-то помочь, остальные просто ждали, что она будет и дальше исполнять свои обязанности, как мелкая шестеренка в огромном механизме.