XVII. Мечом и словом Божьим!
Шрифт:
Но король сразу же потерял интерес к жене и возбужденно воскликнул:
— Охота не будет ждать, господа!!! Вперед, вперед! Мне пообещали «королевского*» оленя! Не будем заставлять его ждать!
*' Королевский олень' — самец благородного оленя, у которого на рогах находится не менее шестнадцати отростков.
Описывать подготовку к охоте нет нужды, через час мы уже мчались галопом по лесу.
Ветер в лицо, дробный стук копыт, бухает сердце, горячий всхрап жеребца, мимо пролетают
Да, да, все это увлекательно, спору нет, но я до сих пор считаю охоту медитативным занятием. Тишина и единение с природой — вот главное в охоте. А не это вот все.
Поэтому в основном следил за тем, чтобы не сверзиться с седла.
А Людовик, совсем наоборот. Несмотря на свою «женственность», король был и есть заядлый и очень храбрый охотник. Он не раз выходил с одной рогатиной против вепря, вот и сейчас мчал впереди кавалькады. Три тысячи беременных монашек, мчать на полном галопе в такую чашу меня заставила бы только угроза жизни.
Впереди в зарослях мелькнул и сразу исчез олень с огромными ветвистыми рогами.
Людовик вздернул на дыбы своего жеребца и закричал.
— Хей-хей, вот он! Труби Сен-Мар, труби!
Главный егерь и по совместительству новый фаворит короля маркиз Сен-Мар вскинул рог.
По лесу пронесся трубный рев.
И тут…
Твою же мать!!!
Жеребец Людовика вдруг прянул в сторону, видимо испугавшись сигнала.
Король потерял повод, всплеснул руками и вылетел из седла.
Придворные заполошно закружились вокруг него.
— С дороги, мать вашу! — я соскочил на землю и ринулся к королю, разгоняя ударами шпаги плашмя лошадей по сторонам.
Упал на колени рядом с ним и едва не взвыл от картинки перед моими глазами.
Из груди Людовика торчал острый сук, пробивший его тело насквозь. Король хрипло и надрывно дышал, мелко и судорожно сучил руками и ногами, а на губах его пузырилась яркая кровь.
— Вы! Не оставите мою семью и Францию, мой друг… — едва слышно прохрипел он. — Только вы… — он закашлялся, и сипло выдохнул. — Только вы их спасете…
Сильно дернулся и умер.
— Что там, что? — к телу сунулся Сен-Мар. — Что с его величеством? Не молчите…
Я грубо отпихнул его локтем, попробовал найти пульс у Людовика и не нашел его.
Встал и тихо сказал:
— Король умер! Да здравствует король!
Уже через четверть часа мушкетеры придворных рот плотным кольцом окружали королевские шатры, а Арамис писал письма Ришелье и де Брасу…
Глава 3
Барон
Париж… Когда-то этот город казался мне воплощением мечты. Тут каждый дом, каждый сквер, каждая площадь, да что там — каждый закуток обладал своей историей, уходящей корнями в седую древность. Речь, разумеется, не идет о социальных районах, где разудалые негры ведут свой темный бизнес, а по праздникам громят магазины, дерутся с полицией и жгут машины белых французов. Нет, такой Париж мне не интересен и не нужен. Пусть французы сами хлебают большой деревянной ложкой то дерьмо, что взрастили.
Но и старый Париж, в котором я очутился, за прошедшие годы надоел мне хуже горькой редьки. Вся
— Господа, пошлина за въезд… — городской стражник бросился было в нашу сторону, но увидев недобрые лица, поспешил отойти, чтобы не попасть под копыта коней. Мы и не думали сбавлять скорость, влетев в город на полном ходу.
По сути же, если отбросить лирику в сторону, Париж ничем не отличался от других европейских столиц этого времени. Не было в нем еще лоска и шика чуть поздних эпох, все вокруг выглядело серо и мрачно, даже белоснежное снежное покрывало, укрывшее город, не могло скрыть извечную грязь и мерзость парижских улиц.
Впрочем, надо признать, за последние годы ситуация во многом улучшилась. Случилось это, без ложной скромности, благодаря моей персоне.
Моя задумка сработала. Париж обзавелся сетью общественных туалетов, посещать которые стало престижным делом. Даже сам Его Величество, проезжая по городу, не погнушался однажды опробовать павильон для знати, а после приказал построить во дворе Лувра подобный, названный «Большим туалетным дворцом», и с тех пор дело пошло в гору. Наш подставной человек, имени которого я не знал и знать не хотел — Перпонше вел с ним все общение, — открывал павильоны или «малые дворцы» один за другим: для знати, для буржуа и даже для последней бедноты.
И город постепенно преображался. Сейчас редко можно было встретить человека, опорожняющего свой кишечник прямо на ближайшем углу — это стало не принято, хотя когда я впервые въехал в Париж, то видел подобное на каждом шагу.
— … Свежий хлеб! Только из печи!
— Галантерейные товары! Лучшего качества! Это заявляю вам я, Жак-Мишель Бонасье!
— Колбасы! Жареные колбасы!..
Крики продавцов не смолкали ни на мгновение. Шум и гам, несмотря на плохую погоду, стоял такой, что ничего не слышно было уже за пару шагов.
Уличные туалеты — не единственный мой вклад в развитие города. С полного одобрения кардинала Ришелье, я замыслил и уже начал осуществлять массовое строительство городских водостоков. Надо сказать, кое-что в Париже имелось еще с античных времен — порядка десятка километров старых открытых стоков, загаженных и забитых. Большая же часть нечистот и отходов, в том числе ядовитых — от парижских ремесленников, попросту сбрасывались в многочисленные ручьи, которые уносили все в Сену.
Получив королевское финансирование, я выбрал толкового человека и дал ему должность инспектора водостоков с хорошим содержанием, а так же несколько людей в помощь, и работа пошла. В первую же подобную экскурсию один человек утонул, еще двое отказались участвовать в дальнейших работах, но остальные соблазнились высоким жалованием и остались. И уже через два месяца я получил первый примерный план того, что имелось на данный момент. Дело сдвинулось с мертвой точки, и при королевском одобрении начались первые мероприятия по расчистке и расширению водостоков. Да и гигантские кучи мусора за стенами города так же начали потихоньку разгребать.