«Я больше не буду» или Пистолет капитана Сундуккера
Шрифт:
– Как это?
– Было это после русско-японской войны. Где-то в Индокитае. Фома Иванович подхватил жестокую лихорадку и почуял, что ему приходит конец. Позвал в каюту всю команду и стал слабым голосом говорить прощальные слова. Но тут… появилась мисс Кнопперинг!
– Как?! Она все еще была жива?
– Это загадка. Была ли это она собственной персоной или только ее дух – не понять. Но так или иначе она появилась среди роняющих слезы моряков. И ударила зонтиком по каютному столу. Надо сказать, для духа довольно крепко ударила, стаканы
«Эт-то что такое! Негодный мальчишка! Кто тебе разрешил умирать? Немедленно прекрати эти глупости!»
Капитан с перепугу сел в постели. Жар у него мигом исчез.
«Я больше не буду…» – прошептал он. А колокол над полубаком звякнул сам собой, подтверждая эти слова.
Мисс Кнопперинг сердито хмыкнула и удалилась. А капитан закричал посвежевшим голосом:
«Что здесь за собрание?! Быстро готовить судно к отходу!..»
Генчик засмеялся и опять болтнул ногами. Кошка Варвара обиженно ушла из-под стола. Зоя Ипполитовна тоже засмеялась.
– Возможно, это просто легенда. Как было на самом деле, мы никогда не узнаем.
– Зоя Ипполитовна!
– Что, голубчик?
– А вы… не пробовали вызвать капитанский дух? А?… Можно было бы про все расспросить!
– Признаться, я… думала об этом. Не раз. Но как-то не решалась. Неловко было… К тому же такими делами не занимаются в одиночку. А кто станет помогать выжившей из ума старухе…
– Опять вы про свое!
– Ну, посуди сам. Ты – всего лишь второй человек, который всерьез слушает истории про капитана. Первый был Тима Ревчик. Но где он сейчас…
– Но я-то… – тихо сказал Генчик. – Я-то вот он. Здесь…
– И ты думаешь… нам следует побеспокоить дух Фомы Ивановича?
– Пуркуа па? – дурашливо отозвался Генчик. А по коже – опять холодные колючки. Третий раз.
– Ну, что же… – Зоя Ипполитовна задумчиво тронула шарик на кончике носа. – Возможно, об этом стоит поразмыслить…
– А что размышлять-то?! – Генчик выбрался из-за стола. – Давайте прямо сейчас!
– Бубенчик! Какое ты нетерпеливое чадо… Я же объяснила: это весьма ответственное дело. Оно требует подготовки и соблюдения всяких правил.
– Каких?
– Прежде всего это три «пол»…
– Натереть пол? Ладно, я сейчас!
– Ох, да подожди ты! Я говорю про три условия, которые начинаются с этих трех букв – ПОЛ… «Полнолуние», «полночь», «полусвет»… То есть приступать надо, когда пробьет двенадцать и когда в небе самая круглая луна. И делать все не при электричестве (духи его не выносят), а при свече или керосиновой лампе…
– Ух ты… – тихонько обмер Генчик. От ожидания тайны.
– Да… Ну, мы, пожалуй, зажжем корабельный фонарь, капитану это понравится… А когда у нас полнолуние? – Зоя Ипполитовна чуть не клюнула носом отрывной календарь над столом. – Ого, скоро. Через двое суток. А что касается полуночи… Тебе разрешат переночевать у меня? Под каким-нибудь предлогом…
– Я скажу, что у вас повысилось давление и вы боитесь быть одна!
– Тьфу-тьфу-тьфу… Обманывать, конечно, плохо, но что делать? Если сказать настоящую причину, сумасшедшими сочтут нас обоих. Надеюсь, ты никому не проболтаешься о наших планах?
Конечно, Генчика отпустили. Мама даже дала для Зои Ипполитовны таблетки «папазол» – чтобы снижать давление.
Петя Кубриков (счастливый после примирения с Еленой) охотно отвез Генчика на Окуневский берег. И по дороге признался, что пишет новый рассказ. Фантастический.
– Про визит летающих тарелок в городской парк.
– А чего тут фантастического? Они все время над городом болтаются. И плюхаются куда ни попадя…
– Да! Но я там придумал такое… Вот прочитаешь – убедишься.
– Ладно, – не стал спорить Генчик. И подумал, что сегодня в полночь его ждет фантастика почище всяких инопланетян.
До полуночи время шло очень-очень неторопливо. Но Генчик не испытывал досады. Во всем ощущалась какая-то особая значительность. Словно дух капитана Сундуккера уже незримо присутствовал в доме – ждал момента, когда можно будет объявиться.
Зоя Ипполитовна и Генчик разговаривали вполголоса.
Прогремел по мосту через овраг последний трамвай. Солнце ушло за кусты. Круглая луна выкатилась над забором. Она была розовая и такая раздутая, что вот-вот лопнет. Но скоро ее закрыли плотные облака. Стало темно и душно.
– Как же без луны-то? – прошептал Генчик.
– Это ничего. Главное, что по календарю полнолуние… А то, что гроза, – даже лучше.
– Но ведь в атмосфере электричество. Духи его не любят.
– Не любят в лампочках. А в погоде – наоборот…
Гроза обкладывала «Бермудский треугольник». С трех сторон. Вдали погромыхивало. Лиловые вспышки старались раздвинуть тучи. Поезда на близкой насыпи тоже проносились с грозовым гулом. А в листьях – ни единого движения.
В шерсти у кошки Варвары потрескивали искры, когда она щекочуще терлась о ноги Генчика.
Надо сказать, что полубродячая Варвара испытывала к Генчику симпатию. Давала себя гладить, садилась к нему на колени и сделалась более домашней.
– Ты влияешь на нее благотворно, – говорила Зоя Ипполитовна.
Сейчас Варвара жалась к Генчику, словно тоже чуяла чье-то таинственное присутствие.
За полчаса до полуночи Зоя Ипполитовна зажгла пузатый керосиновый фонарь и выключила во всем доме лампочки. При желтом полусвете фонаря все сделалось другим. Зарницы за окнами – ярче, отдаленные раскаты – суровее, скрип половиц – отчетливей. А в груди и животе у Генчика нарастало замирание.
Встречу с духом готовили, конечно, в той комнате, где коллекция. Слабо искрилась медь подзорных труб, кольца на глобусах и бронзовая рама. На портрет Генчик старался не смотреть. А когда все же не выдерживал и бросал взгляд, казалось, что капитан Сундуккер следит за ним совершенно живыми глазами.