«Я больше не буду» или Пистолет капитана Сундуккера
Шрифт:
– Уходи вон в ту дыру. Пока они не пришли…
Вот он, значит, кто! Освободитель…
Генчик не ощутил благодарности. Но и злости на Бычка не было. Только проступило сквозь боль и усталость сумрачное любопытство:
– Ты зачем меня отпустил?
Бычок тихо огрызнулся:
– А что, не надо было?
Генчик пожал плечами. Нагнулся, ладошками растер на ногах красные отпечатки шнура. Глянул исподлобья.
– Они же тебя за это… живьем съедят.
– Я скажу, что тебя отвязали какие-то случайные люди… А про Шкурика
Генчик выдернул подол майки, вытер им лицо. И сквозь бурьян пошел к пролому в стене.
Там он оглянулся. Вспомнил:
– А пластинка?
– Она у них… Они с ней играют, крутят на карандаше… Может, я потом унесу.
Генчик не ощутил благодарности и на этот раз. Он сердито спросил:
– А где они сейчас?
– У Круглого на дворе…
– Это где?
Бычок смотрел с хмурым пониманием.
– В Хорошиловском переулке. Номер два…
Сперва ноги двигались плохо, но скоро размялись, и Генчик пустился бегом.
На двор Зои Ипполитовны он проник украдкой. Хозяйки не было видно.
Небось переживает: куда девался Бубенчик? Но сейчас показываться нельзя. Как без пластинки-то? Да еще в таком растерзанном состоянии… Другое дело – вернуться победителем.
«Запорожец» стоял посреди двора. Генчик подобрался к нему с ухватками индейского разведчика. Стекло в дверце было опущено, Генчик потянул с сиденья сумку с пистолетом… Все тихо.
Он опять скользнул к приоткрытой калитке. За калиткой он осмотрел пистолет, зарядил его. Подпоясался ремнем, на котором был крючок (до этого ремень лежал в сумке). Проверил, есть ли в левом кармане шарики. И бегом – в Хорошиловский переулок.
Выстрел
Это было не близко. От старого кирпичного завода еще кварталов пять. И в конце пути Генчик уже не бежал. Шел не торопясь. У стрелка должно быть спокойное дыхание…
Ворота с цифрой «2» на столбе он увидел сразу.
Калитка была открыта. Генчик вошел бесшумно (чиркнули по сандалиям одуванчики).
Враги сидели в глубине двора, у длинного сарая, на штабеле досок, приготовленных, наверно, для ремонта забора. Четверо их было, Бычок отсутствовал. Может, они обо всем догадались и прогнали. А может, сам ушел. Шкурика он, по крайней мере, доставил хозяину. Шкыдленок возился в своей клетке, стоявшей на досках.
А Буся, Круглый, Гоха и Миха развлекались с пластинкой капитана Сундуккера!
Они сделали звуковое приспособление: то ли к игле, то ли к тонкому гвоздю прикрепили жестяную банку, и получилась мембрана. Насадили пластинку на карандаш. Миха (или Гоха? Генчик опять забыл, кто из них с толстым ухом) крутил карандаш, а Круглый держал иглу с банкой над пластинкой. Острый конец скреб по бороздкам, и банка отзывалась подобием человеческого голоса. Голос был искаженный, со скрипом. Четверо гоготали…
Гоготали, пока банка от меткого
Круглый разинул рот. Гоха и Миха тоже разинули рты. Лишь Буся не растерялся. Или почти не растерялся. Подхватил у Круглого пластинку. Выдернул и отбросил карандаш. Заулыбался издевательски и глянул на Генчика через отверстие пластинки. Потом опустил ее. И лицо было по-прежнему насмешливым.
Генчик машинально перезарядил оружие. Очень тонким, но бесстрашным голосом приказал:
– Положи пластинку! И всем – десять шагов в сторону! Быстро!
Буся не испугался. С прежней улыбочкой спросил:
– А если не быстро? Будешь стрелять?
– Буду!
– Но ты же не стреляешь в людей! Сам говорил!
– А вы не люди, вы гады!.. Но я не буду в вас! Я… твоего гаденыша! Навылет! – Генчик вскинул ствол.
Шкыдленок Шкурик – гадкий болотный детеныш – встал на задние лапки, передними схватился за прутья клетки и высунул между ними нос.
Генчик содрогнулся – от вернувшегося страха и омерзения. Как эта тварь скребла по ноге, как старалась забраться под майку! Как тыкалась мерзким мокрым носом!
Буся вмиг почуял, что Генчик и правда выстрелит. Качнулся вперед. Если бы Буся закрыл Шкурика собой, тогда что делать? Но он – дурак! – заслонил крысеныша пластинкой! Серединой!
Сам виноват!..
Генчик знал, что шарик точнехонько пройдет в дырку на пластинке. Буся с перепугу выпустит пластинку, она ребром воткнется в мягкие опилки. Генчик в два прыжка – туда, хвать ее, и обратно! А Шкурик… так ему и надо!
На миг показалось Генчику, что пластинка сделалась прозрачной. Он словно увидел Шкурика сквозь нее – тот, как человечек, держался ручками за проволоку. Потом пластинка стала как мишень: черный диск, ярко-розовое «яблочко» этикетки, а в нем темная точка отверстия.
Щелк!..
Пластинка разлетелась на куски.
Крупный осколок взлетел, как черная бабочка, описал дугу и упал к сандалиям Генчика.
Упала на него тяжкая неудача. Поражение. Несчастье.
Он молча нагнулся, взял осколок. Зачем-то сунул его в карман. Повернулся и пошел со двора. Уши забила тугая тишина.
Он даже не перезарядил пистолет на случай погони.
Но никто Генчика не преследовал. Молча смотрели в спину.
Зое Ипполитовне Генчик рассказал все. Подробно и без утайки.
Он сидел на кухонном табурете, поставив пятки на сиденье и обхватив колени. Говорил и смотрел, как на ветках за окном скачут воробьи. На подоконнике сидела Варвара и тоже смотрела на воробьев. Ей не было дела до несчастий Генчика.
Зато Зое Ипполитовне – дело было.
– Вот и все… – сумрачно закончил Генчик. Подумал и сказал: – Простите меня за пластинку.
– Да разве в пластинке дело…
– А в чем?
– Как ты думаешь: почему ты промахнулся?
Генчик пожал плечами.