Я буду любить тебя вечно
Шрифт:
– И от снега! – подхватила Юлька, и карие глаза ее радостно засверкали. Она преобразилась мгновенно, превратившись из капризной женщины в восторженную девчонку. Как же я любил ее – такую… такую… Я снова ощутил ком в горле и быстро прокашлялся.
– Да, – продолжил я. – И от снега тоже. Вообще от любых осадков. Но вся беда заключалась в том, что рыба не любила носить зонт.
– Как это?.. – ахнула Юлька.
– А вот так. Не любила – и все тут. Он ей мешал. Занимал руки, в смысле – плавники, заслонял небо…
– Оно же все в тучах, когда дождь, – нахмурилась Юлька.
– Ну и что? – строго глянул я на жену. – Все равно ведь небо. Тем более, когда идет не дождь, а снег. Ты смотрела когда-нибудь в небо, когда идет снег?
– Конечно, смотрела, – подхватилась Юлька. – Так странно… Красиво так!.. Из ниоткуда, из серого-серого потухшего нечто появляются погасшие звездочки и падают, падают, падают…
– Звездочки? Мы говорили о снеге.
– А снежинки – они разве не звездочки? – захлопала ресницами жена. – Ты когда-нибудь разглядывал снежинки? Конечно же, это звездочки! Только потухшие, остывшие, заледенелые. Они думают, что никому больше не нужны и потому готовы растаять, лишь только коснутся тепла. Если бы они знали, как ошибаются! Ведь на свете нет ничего, что не было бы кому-нибудь нужно. Тем более, когда это звезды. Пусть даже потухшие.
– Рыбе они были точно не нужны, – вернулся я к нашим баранам. В смысле, к рыбам и козам. – Но и зонтик был ей помехой. Вот такая дилемма свалилась на бедное животное.
– На какое животное? – не сразу вернулась из звездного мира Юлька.
– На рыбу, конечно же.
– Она разве животное? – прыснула моя любимая.
– А ты в школе училась? – нахмурился я. – Есть такая наука – зоология. И в ней…
– Ой, только не надо, – поморщилась Юлька. – Скукотища! Пусть рыба будет животным. Пусть даже червяк будет животным.
– Что значит «пусть будет»? – повернулся я к жене. – Ты что, на самом деле не в курсе, что…
– Я сказала: хватит! – стукнула мне Юлька кулачком по колену. – Про рыбу давай. Как она вышла из положения?
– Легко, – плюнул я на образовательный процесс и вернулся к повествованию. – Она купила шляпу. С широкими полями.
– Оранжевую! – захлопала в ладоши Юлька.
– Ну разумеется. Не зеленую же!
– Конечно не зеленую. Ведь она сама была зеленой. И шляпа сливалась бы цветом с чешуей. Издалека другим рыбам казалось бы, что она вовсе без шляпы, и что это у ней голова такая несуразная. А кому понравится ходить с несуразной головой?
– Плавать, – поправил я.
– Нет, ходить, – мотнула головой жена, и каштановые волосы скользнули мне по шее, вызвав сладкую щекотку где-то глубоко внутри живота. – Потому что сапоги она тоже купила. И тоже оранжевые. Чтобы верх и низ смотрелись гармонично.
– Ну, тогда конечно, – закивал я. – Если сапоги оранжевые, то рыба просто обязана ходить. – Я не удержался и хихикнул: – Налево.
– Почему налево? – удивилась Юлька. – Ей что, досталась пара из одних правых сапог?
– С сапогами у нее все было в порядке, – успокоил я жену. – Точнее, у него. Это был самец. Во всех смыслах. Потому он и ходил налево. Причем, постоянно. Зря он, что ли, такие смачные сапоги прикупил?
– А к кому он ходил? – заинтересовалась Юлька.
– Ты еще не догадалась? – деланно изумился я. – Разумеется, к козе!
– Ах, вот как? – фыркнула моя любимая, и глаза ее вспыхнули еще ярче. – К козе?
– Конечно, к козе. Не к козлу же!
– Кстати, о козле, – подняла Юлька пальчик. – А как он смотрел на это… безобразие?
– А вот тут мы как раз переходим к первому вопросу, – напустил я на себя притворной строгости.
– Про баян?
– Умница! – одарил я жену восторженным взглядом. – Именно про баян. Он и нужен-то был козе исключительно для того, чтобы отвлечь козла. Видишь ли, Юлёныш, козлы – они ведь те же глухари, только петь не умеют. Кроме «бе» и «ме» ничего у них не получается. Другое дело – играть. На баяне. Для этого голос не нужен.
– По-моему, для этого нужен слух, – прищурилась Юлька.
– Кто тебе это сказал? Сейчас ты еще выдумаешь, что для этого нужны пальцы.
– А разве…
– Нет, – опередил я вопрос жены. – Пальцы и слух нужны для хорошей игры на баяне. Для извлечения из него музыки. Козлу же на музыку… э-эээ… наплевать. Ему важны звуки. Любые. Лучше громкие. Ты не поверишь, но если дать козлу баян, он забудет про все на свете, извлекая эти самые звуки.
– А коза тем временем… – решила поторопить события Юлька.
– Коза тем временем… – Я тяжело вздохнул и трагическим тоном закончил: – Пала жертвой собственной хитрости.
– Это как? – Моя сладкая женушка разинула ротик, да так и забыла его закрыть.
– А так, что звуки баяна одинаково завораживающе действуют как на козлов, так и на коз. И как только козел начал играть на баяне, коза не смогла никуда пойти. Все слушала и слушала.
– А как же рыба?!
– А рыба, в смысле – рыб, ждал. Долго и терпеливо. Он стоял под фонарем, чтобы коза смогла его сразу заметить, держа в плавниках букет алых роз…
– …и снежинки, – подхватила Юлька, – медленно кружась, падали на поля его оранжевой шляпы, превращая их в кладбище потухших звезд.
– Потухшие звезды – не самое страшное, – посмотрел я в глаза жены. – Погасшая надежда – вот это действительно страшно.
– Какая она все-таки… свинья – эта коза! – Голос моей любимой дрогнул, а глаза подозрительно заблестели. – Рыб ведь, наверное, любил ее, а она…
– Я тоже тебя любил, – прошептал я. – И продолжаю любить. Все звезды для меня давно потухли, только вот надежда никак не может погаснуть до конца.
Юлька ничего не ответила. Да и как она могла ответить? Ведь ее не было – моей любимой жены. Моей Юльки. Моего Юльчонка, Юлёныша… Я сейчас просто играл.
То есть, она, конечно, где-то была – иначе, как бы я мог ее любить? Только она была не со мной. Она была женой… Только уже не моей.
Она любила со мной играть. Но не любила любить. А я не люблю, когда со мной – или мной? – только играют.
Теперь я играю один. У меня это неплохо получается. Я – зеленая рыба в оранжевой шляпе. С неба падают и падают потухшие звезды. А я все жду и жду свою козу. Хотя и сам уже не знаю зачем. Может быть, для того, чтобы окончательно выяснить: а на хрена же ей баян?..