Я был аргонавтом
Шрифт:
— Давайте не станем рубить деревья на этой поляне. Зайдем подальше, там сухостой.
— Котломой, занимайся-ка ты лучше своим делом. А мужчины займутся своим, — насмешливо посоветовал мне Лаэрт, замахиваясь топором на растущую рядом с родником сосну.
— Да ты меня уже задрал, со своим котломоем, козлопас сраный, — вызверился я. — Если тебе не нравятся есть из чистой посуды, ешь из дерьма и трахай своих козлов.
— Что ты сказал? — повернулся ко мне Лаэрт.
— А то, что ты слышал. Что, уши дерьмом заложило?
У Лаэрта в руках был
— Геракл, пусть ты меня потом и убьешь, но я все равно убью твоего друга, — прорычал Лаэрт. Царь Итаки рвался ко мне, но его безо всяких усилий удерживал крепкий светловолосый парень, напоминавший самого Геракла, только моложе и посветлее.
— Что вы не поделили с Лаэртом? — повернулся ко мне Ясон.
— Мне с ним делить нечего, — хмыкнул я. — Я этого человека сегодня увидел первый раз в жизни, а он сразу же принялся мне хамить.
— Саймон прав, — вступился за меня Асклепий. — Друг Геракла сегодня вымыл котел вместо Орфея, принес крапиву, чтобы заворачивать мясо, а Лаэрт кинулся его оскорблять.
Парень, держащий царя Итаки, поддакнул лекарю:
— Я тоже слышал, как Лаэрт оскорблял Саймона. Вначале спросил — не служил ли он у Геракла, а потом назвал его бывшим рабом.
Лаэрт, немного опомнившийся в крепких руках, начал оправдываться:
— Я не называл этого человека рабом. Я лишь спросил — не был ли он рабом раньше?
Парень, похожий на Геракла, усмехнулся, встряхнул Лаэрта, расцепил крепкие руки, отпуская царя Итаки на свободу и сказал:
— Ага, не называл, но ты имел это в виду. А когда Саймон тебе достойно ответил, ты кинулся на него в драку. Если бы меня кто-нибудь назвал рабом, то я не посмотрел бы на клятвы, а убил негодяя.
— А я скажу, что Саймон прав, говоря, что не стоит рубить деревья на этой поляне, — сказал один из аргонавтов, выделявшихся от остальных зрелым возрастом, а еще тем, что рядом с ним всегда стоял брат-близнец. Кстати, это не те близнецы, что с горбиком на спине, а другие. А, так это же Диоскуры — Кастор и Поллукс.
— Если срубить деревья, иссякнет родник, тогда после нас никто не сможет попить здесь воды, —сказал второй брат-близнец.
— Лаэрт, что на тебя нашло? — с беспокойством поинтересовался Асклепий. — У меня есть кое-какие снадобья.
Царь Итаки только дернул щекой и нервно прикусил себе нижнюю губу.
Ясон, выслушав все слова, принял решение:
— Мы не станем разбираться, кто прав, а кто нет. Оставим это на конец путешествия. А сейчас мы должны отдать дань памяти нашему погибшему другу. Но чтобы не было еще одной смерти, я требую, чтобы Саймон и Лаэрт пожали друг другу руки и поклялись, что впредь они не станут ни драться, ни пытаться убить друг друга.
Я лишь пожал плечами. Не слишком-то мне хотелось пожимать руку этому неврастенику, но я человек дисциплинированный. Раз капитан сказал, следует исполнять. И неважно, что я, в отличие от прочих, не клялся богами-олимпийцами вести себя прилично.
Лаэрт, кисло улыбался, но шел ко мне и руку протягивал. И я, со своей стороны, протянул царю открытую ладонь.
Но царь Итаки, подойдя ко мне, без предупреждения ударил меня кулаком в живот. Ух ты, больно-то как! Наверное, заполучи я такой удар в своем времени, то уже согнулся бы пополам от боли, а то и упал на землю, подставляя голову и туловище под удары ногами. Но здесь умудрился пересилить боль, достойно приняв удар и, в свою очередь, двинул Лаэрта. Только не кулаком, а лбом, в переносицу. Кажется, у царя Итаки глаза сошлись к переносице, и он упал на колени, а потом рухнул лицом вперед.
Среди аргонавтов настала мертвая тишина, а спустя несколько секунд раздался растерянный голос Геракла:
— Саймон, такому удару я тебя не учил...
Конечно, не учил. Это у меня «оттуда», из моего мира. Получается, что умению держать удар я обязан своему нынешнему телу, а давать сдачи, да еще непривычным методом — своей голове, в которой остались мозги, принадлежавшие Александру Петровичу — скромному доценту, тем не менее, прошедшему службу в армии. А в армии, кто служил, всякое бывает.
Посмотрев на Ясона, спросил:
— Ты все видел? Или опять скажешь, что оба виноваты?
Капитан «Арго» ничего не ответил. Посмотрел на Асклепия, уже хлопотавшего возле Лаэрта (чего хлопотать-то? сам поставлю диагноз — сотрясение мозга, постельный режим), перевел взгляд на меня и скомандовал аргонавтам:
— Возле поляны деревья не рубите. Берем только сухостой. Несите сухие деревья на берег.
От нервного напряжения меня заколотило. Чтобы успокоиться, отошел в сторону, подошел к роднику и, опустившись на колени, принялся умываться. А ведь еще и пузо болит.
Из-под воды высунулись две нежные руки, потом показалось девичье лицо. Маленькая богиня, успевшая протрезветь, улыбнулась, и, пока я раздумывал — удирать мне или нет, нежно ухватила меня за шею, прильнула к губам и крепко поцеловала. Все-таки, она не стала увлекать меня в родничок, а отпрянула, еще раз улыбнулась и прошептала:
— Спасибо.
Наяда исчезла, а я почувствовал, что у меня и боль вдруг прошла, и дыхание выровнялось, и, что уже даже и не колотит.
— Все, нацеловались? —услышал я голос Автолика. — Тогда отодвинься, а я воды зачерпну.
Автолик вначале озабоченно посмотрел на воду. Наверное, искал взглядом, куда подевалась нимфа, и только потом набрал воды в небольшой кувшин.
— Лаэрт, хотя и ведет себя как баран, все-таки родственник, — вздохнул сын Гермеса. — Угораздило же меня отдать единственную дочь за такого ревнивца.
— А что на него нашло? — поинтересовался я.
— А ты сам и спроси, пока он пошевелиться не может.
А что, дельная мысль. Я подошел к лежащему Лаэрту, воле которого сидел на корточках Асклепий.Целитель, взяв у Автолика кувшин, принялся смачивать водой тряпку, а потом приложил ее ко лбу раненого (ладно, пусть ушибленного) аргонавта.