Я был аргонавтом
Шрифт:
— А что делают богини в подземном царстве? — удивился я.
Чувствовалось, что Артемиде не очень хотелось рассказывать, что делают ее родственницы в царстве Аида. Моя любимая посидела, покусала губы, потом хмыкнула:
— Саймон, я тебя знаю, поэтому придется рассказать, а иначе ты точно туда попрешься и отыщешь неприятности. Но дай мне клятву, что никто не узнает о том, что я тебе расскажу?
— Клятву давать не стану, но даю тебе слово, что никто не узнает, — пообещал я, сгорая от любопытства.
— И ты не войдешь в кипарисовую рощу, растущую в царстве Аида?
— Не войду, обещаю.
—В источнике, что бьет в кипарисовой роще, богини
Вот это да! А зачем Гере обретать девственность, если она замужем и имеет детей? Геба с Гестией, про этих я ничего не знаю, этим девственность для чего-то нужна, но Афина-то должна быть девой. М-да...Впрочем, Артемиду я расспрашивать не стану. Хотя...
— А что за история с Зевсом и Деметрой?
— История самая обычная, — пожала плечами Артемида. — Вначале Зевс хотел, чтобы Деметра стала его женой и верховной богиней. Все-таки, она и добрее, нежели Гера, и на похождения супруга смотрела проще. Уже и пир был в честь верховной богини, гости собрались — боги, титаны, амброзия рекой лилась, потом гости заметили, что Деметры нет, а еще титан Криос куда-то пропал. Вначале не слишком обеспокоились, потом искать стали, а тут они оба явились — лица счастливые, коленки в грязи, а у Деметры еще и спина в земле. В общем, Зевс сильно разгневался, Деметру на землю сослал вместе с дочкой, титана убил. А дальше, слышал, наверное. Титаны решили отомстить — мол, из-за таких пустяков не убивают. Была война, но мы победили, а верховной богиней стала Гера. Деметру вернули на Олимп, Зевс ее хотел замуж выдать, но не придумал, за кого.
Вот ведь, какие подробности вырисовываются, если жена богиня. Везде пишут, что боги сцепились с титанами из-за власти, а оказывается, что опять из-за женщины. Ну и ну. А ведь вполне возможно, что и Троянская война произошла именно из-за женщины, а не из экономических соображений?
— Ты еще хочешь о чем-то спросить?
И я задал тот вопрос, который мне и хотелось задать, и который я очень боялся задавать.
— Как же так получилось, что ты, бессмертная богиня, была убита?
— Когда меня убили, я еще не была ни бессмертной, ни богиней, — грустно усмехнулась Артемида.
Не удержавшись, потрогал ее за руку. Живая. Теплая. Нет, никак не похожа моя любимая на ожившего мертвеца.
— А кто осмелился убить дочь самого Зевса?
— Как кто? Гера, верховная богиня и наша царица. Правда, тогда она еще не была царицей богов.
— Гера? — вскинулся я. Кажется, я понял, отчего так реагировал на все слова и поступки верховной богини. А это, оказывается, на подсознательном уровне.
— А кто же еще? Гера ненавидела нашу мать, да и нас. Убить мать удалось легко, а нас с Аполлоном она убивала долго, не могла нанести удар. Говорила — дескать, рука не поднималась на детей. Да и каменный нож — не чета нынешним бронзовым или медным.
— Вот ведь, какая сука, — пробормотал я, фантазируя, что бы мне такое сотворить с Герой, чтобы отомстить за боль, причиненную моей любимой, но ничего не сумел придумать. — Убить ребенка!
— Она не сука, — усмехнулась моя богиня. — Вернее, даже если и сука, то не в том значении, которое ты в него вкладываешь.
— Злишься на Геру?
— Уже нет. Когда-то злилась, мечтала отомстить, потом все улеглось. За столько лет даже шрама не осталось, а только памятка.
Артемида задрала голову и на горле любимой женщины я увидел лишь белую черточку.
— Зачем злиться на Геру? Гера сама умирала несколько раз, да и остальные боги — все, кого проглотил их отец и мой дед, тоже не стали бессмертными сразу. Разве что, отцу повезло, но не уверена. Он молчит, а подробностей мы не знаем. Может быть, он и был первым, кто прошел этот путь?
А ведь и точно. Кронос глотал детей, а они медленно переваривались в его желудке, но как-то умудрились остаться в живых. Значит, они умерли и возродились. Но Зевса-то не глотали.
— Скорее всего, отец сам приказал Гере отправиться на Делос, где мы тогда жили, чтобы убить нас и проводить в Аид. Но не спеши его осуждать. Другого способа получить бессмертие Зевс не знает. Великая мать Гея знает, но не наделяет им ни смертных, ни даже богов. Даже ее любимцы — Изначальные, они не бессмертны, а долгоживущие. Та девочка из ручья, которая подарила тебе электрон, погибнет, если вырубят ее рощу, а родник пересохнет.
Получается, нимфы — наяды и дриады, старше богов? А чего удивляться? Вначале появились маленькие боги, им на смену пришли большие.
А уж до чего интересный типчик папаша Зевс. Делает деток и отправляет на смерть. Если вспомнить мифы, то рождение богов и богинь сопровождается смертью. Даже если впрямую о том не сказано, можно догадаться. Вон, дочь Кадма, к которой Зевс приходил по ночам, попросила бога явиться в истинном облике, и что же дальше? Явился, испепелил. Семела погибла, а ребенок, известный как Дионис, бог виноделия, остался жив. Но остался ли жив или прошел тот же путь к бессмертию через подземное царство, что и моя богиня?
Глава двадцать пятая. Жалоба сатирессы
Ночью где-то неподалеку громыхала гроза. Она принималась за дело дважды — первый раз сразу после полуночи, а во второй — уже ближе к утру. Артемида каждый раз просыпалась с ударами грома и выходила из дворца посмотреть на молнии, бьющиеся с неба. В первый раз после возвращения моя богиня только неопределенно пожала плечами, а во второй раз уже твердо сказала:
— Астрапей.
Я посмотрел на супругу словно баран, увидевший красненькие ворота, закрывавшие хлев.
— А кто это?
— Это наш владыка и мой отец. Если он швыряет молнии, его называют Зевсом Молниеносным. Астрапей — тоже самое, только на старом языке, на пеласгийском.
— А... — протянул я, делая вид, что понял. Пеласги, кажется, это и есть нынешние греки, сиречь, эллины? Или я что-то путаю? Впрочем, Кронос с ними, с языками, а вот о том, что молнии — оружие Зевса, а не природное явление, мог бы и сам догадаться — перуны били по одному и тому же месту, а гроза к нам так и не придвинулась. Мысли сразу же метнулись к Гераклу. Уж не по нему ли владыка шарахает? Но так это или нет, не проверишь.
А утром явился и сам Геракл, тащивший на плече Гиласа. И сын Зевса и царевич дриопов покрыты ссадинами и царапинами, выглядели усталыми и голодными. Не говоря никому ни слова, полубог скинул Гиласа, а заодно и львиную шкуру на землю и отправился к поварам.
Пока полубог шумел на поварне, мы успели осмотреть шкуру и Гиласа. Хваленая шкура Немейского льва оказалась в подпалинах, а в паре мест даже и пробита насквозь. Гилас, хотя и не был пробит ни в одном месте, и подпалин на грязной шкурке парня не наблюдалось, но впервые за все время нашего знакомства он сидел тихонько, хлопал глазами и на вопросы не отвечал. Неужели-таки онемел? Сходить, что ли, принести жертву Зевсу за такое счастье? Нет, подожду. Онемевший Гилас — чудо, покруче существования кентавров или олимпийских богов, а чудес, как известно, не бывает.