Я был на этой войне
Шрифт:
— Бабушка, вода у тебя есть?
— Нет, сынки, нет. Раньше соседи-чечены, дай Бог им здоровья, приносили, а сейчас вот уже три дня не приходят.
— А кушать у тебя есть?
— Нет, родные, нет.
— А ну, быстро все, что есть в машинах, сюда, — Казарцев приказал бойцам, что стояли рядом.
Те быстро убежали и вернулись с консервами. Нашли чистое ведро и вылили туда всю воду из фляжек. Когда бабушка увидела все это, она вновь повалилась на пол и пыталась целовать наши ботинки. В горле у меня встал комок, на глаза навернулись слезы. Четыре года издевались над этой бабушкой, над всеми русскими в этой деревне, многие просто пропали без вести. Кулаки сжимались от злости. Бабушку вновь удалось поднять и усадить на кровать. Она заголосила:
— Только не уходите, миленькие!
— Да нет, бабушка, вас теперь никто не тронет.
— Только вы уйдете из деревни, они нас тут всех убьют. Увезите меня куда угодно, только увезите!
— Никуда мы не уйдем, останемся здесь, и всем скажем, чтобы не смели вас трогать.
— Точно, бабушка, голову оторвем всякому, кто посмеет только посмотреть косо в вашу сторону.
— А в деревне много еще русских?
— Нет. Мало.
И бабушка перечислила адреса русских семей. Одни старики и старухи, которым некуда было ехать. Никто их не ждал. России было глубоко наплевать на их горе и на страдания, которые они пережили за это время. Похоже, что и сейчас никто не собирался их эвакуировать из этой Чечни. Прокляты и забыты, как все в России.
Сдерживая рвущиеся из груди всхлипы, стиснув до хруста в скулах зубы, вышел на улицу. Достал пачку сигарет. Руки дрожали. Прикурил и хотел уже отбросить спичку. Но тут Юра подошел и так же молча прикурил у меня. Некоторое время мы курили. Вот комок понемногу растаял.
— Как тебе, Юра, все это блядство?
— Полный звиздец! Сейчас вернемся на КП, найду местного председателя, и пусть эта собака всех русских обратно переселит в их дома. Пусть только попробует вякнуть. На первом фонарном столбе повешу собственной рукой, — судя по выражению его лица, он не шутил.
— Ты представляешь, Юра, что пришлось этим людям здесь пережить, в то время когда московские ублюдки перекачивали нефть. Хрен с ним, пусть воруют! Если у нас такая власть и такое государство, что воровство — национальный вид спорта. Но почему своих соплеменников забывают?
— Они, Слава, в странах бывшего Союза оставили двадцать миллионов русских, а тут какие-то старики. Кого это волнует?! Сволочи!
— Поехали. Надо найти местного председателя, а то выберу сейчас самый красивый дом и поселю туда эту бабушку. Блядь, это же надо воевать со старухами и стариками. Что за народ! Ну, сейчас мы наведем здесь порядок. Умоются они у меня кровью.
Из сарая вышли наши во главе с Казарцевым. Все молчали. Некоторые солдаты вытирали слезы. Все закурили. Когда мы с Юрой вышли, бабушка рассказала, что с началом ввода войск боевики ворвались к ней, избили и изнасиловали. И только благодаря соседям она выжила. Соседи были чеченцами. Мы приметили эти дома. Значит, хорошие люди живут. Трогать не будем. А вот насчет остальных я глубоко сомневаюсь.
Мы выехали с этой улицы и через несколько минут уже были на КП. Там всем, включая комбрига и Сан Саныча, рассказали о судьбе бабушки и остальных русских. Все были поражены. Кулаки чесались вздернуть пару-тройку этих завоевателей на фонарях, чтобы в головах селян проступило прояснение, что нельзя обижать русских. Последует возмездие, пусть даже и с опозданием, но оно непременно наступит. Нужен был председатель.
Разведчики отловили какого-то местного и приказали ему привести председателя этой дыры. Местный пояснил, что председатель уже недели три как сбежал куда-то, что он был самый главный вор, хапуга и негодяй. Тут еще по радио вышли на связь с инженерно-саперного батальона и сообщили, что их только что обстрелял снайпер. Есть один убитый и один раненый, срочно нужны медики, раненый нетранспортабелен. Похоже, что снайпер на минарете мечети.
Минарет, читатель, это высокая цилиндрическая башня, заостренная сверху. На ней имеется круговая площадка, по которой ходит мулла или его помощник, кричит, когда время намаза, и собирает свою паству на молитву, сход и т. д. Как правило, минарет — это самое высокое строение в деревнях. С площадки открывается чудесный сектор для обстрела. А для ведения визуальной разведки лучше не придумаешь.
Саперы сообщили, что уже обстреляли минарет и звероферму из ПКТ. Снайпер больше не появлялся. Приготовили, значит, селяне нам теплый прием. Хорошо, сейчас мы с вами начнем разбираться. Все были взбудоражены. Разведчики, прихватив медиков, ринулись к саперам, часовым дали команду усилить наблюдение и при любой попытке провокации открывать огонь на поражение. Что считать провокацией, мы доверили им самим определять. Люди опытные, обстрелянные, разберутся.
Через пятнадцать минут доложили, что раненого солдата отправили на Северный в госпиталь, а также, что собираются местные жители перед КП. Многие возмущены обстрелом минарета, но ведут себя пока сдержанно. Мы вышли к народу. Впереди генерал, потом Буталов, Сан Саныч с Казарцевым и мы следом. Если руководство бригады было без автоматического оружия и демонстрировало свою открытость, то все остальные были настороже. Ремень на правом плече, правая рука на пистолетной рукоятке автомата, а левая на цевье сверху. Глаз настороженно ловит малейшее движение в толпе.
Народу собралось около пятидесяти человек, много старейшин. Судя по тому, что им переводят слова генерала, те по-русски не понимают. Но важно при этом кивают головой, как будто мы у них чего-то просим. Нет, голуби сизокрылые, у вас мы ничего не просим, а выдвигаем требования. Ваше право принимать или не принимать наши условия. Но для вашей же безопасности лучше, если примете.
Ухо не слышит, что говорит генерал и Сан Саныч, Буталов как всегда молчит. Он в своем-то кругу ничего толкового сказать не может, а тут вести переговоры с противником, его парламентерами, куда ему. Я рассматривал местных жителей именно как пособников, передаточное звено боевиков. Именно эти местные жители — или с их молчаливого согласия их односельчане — обстреляли ролинцев, выгоняли русских, убивали их, только что был убит наш солдат, еще один борется за жизнь. А мы здесь всего несколько часов и еще никого не убили. Так что этим духам надо? Чтобы мы обиделись? Устроим в момент.
Генерал говорит решительно, словно рубит дрова, веско, хорошо поставленным голосом, не терпящим пререканий. На то он и генерал, чтобы вот так говорить. Смысл выступления такой: немедленно выдать снайпера, русским вернуть их дома, минарет закрыть — при всяком появлении на нем человека он будет рассматриваться как гнездо снайпера и будет разрушен выстрелом из танка. А также нам нужны боевики, периодически выборочно будут проводиться проверки домов на предмет наличия в них боевиков и оружия. И вообще благодарите своего Аллаха и нашего Бога, что мы не пошли зачищать село сразу. Что такое зачистка? Поясняю. В окно кидается граната, а затем заходим и смотрим, имеются ли в доме боевики, оружие. Понятно? Если в наш адрес или в адрес проживающих здесь русских последуют какие-нибудь угрозы, акции или провокации, то, пользуясь моментом, мы вынуждены будем провести зачистку села.
Толпа возмущенно заворчала. Я напрягся, поводя стволом вправо-влево.
— Слава, полшага вправо, ты находишься в моем секторе огня, — прошелестел мне на ухо Юра.
Значит, тоже бдит, это хорошо. Всегда приятно чувствовать локоть товарища, готового тебя прикрыть и вытащить из огня.
Также генерал потребовал, чтобы выдвинули какого-нибудь председателя, а то прежний сбежал. Духи-старейшины посовещались и сообщили, что выбрали председателем Арсанукаева Ибрагима. Нравится мне у них демократия. Собрались самые дряхлые, выжившие из ума и выбрали кого-то. Тут же вышел из толпы мужчина средних лет, около сорока, в драповом, городском пальто и норковой шапке, представился как Арсанукаев Ибрагим. Он, якобы, был в оппозиции действующему режиму и во время первого неудачного штурма Грозного возглавлял штаб оппозиции. Начальник штаба, так сказать. Нутро-то гнилое, за версту видно. Ковырнуть это нутро да посмотреть, что он там возглавлял и в кого стрелял. Ничего, рожа, придет время, и в удобный момент мы с Юрой у тебя спросим.