Я дрался в СС и Вермахте

Драбкин Артем Владимирович

 — Русским в зимнее время давали водку. Было ли у немцев что-то подобное?

 — Да, да, почти каждый день, когда они нападали, они были пьяны. Когда мы были во Франции, жили в домах, в которых внизу были винные погреба, там мы иногда пили. На фронте водку давали очень редко. Со снабжением вообще были проблемы, потому что мы почти всегда были наполовину окружены. Я тогда не пил и не курил, так что я не пил.

 — Вши были?

 — Это было самое худшее, что у меня было в России. Это было ужасно. Их нельзя вывести. Зимой они были в швах одежды, только вроде их выведешь, а они опять тут. Война была не такой плохой, как вши.

 — Порошок был против вшей?

 — Был, но я не помню, чтобы я его получал. И когда какая-нибудь часть овшивлевала до того, что о войне уже не думала, ее снимали с фронта и везли в пункт очистки. Там раздевались догола и проходили через

мойку. Я месяцами лежал в воде, в которой лежали трупы, и только там я мог нормально отмыться.

 — Как вы стриглись?

 — Парикмахерские были только в спокойные времена, а так мы сами стриглись, но не налысо. Я вспоминаю, что, когда мы лежали в болоте, приходил парикмахер, за два-три километра от фронта он был, к нему там была очередь. Мы стриглись не так, как дома, короче, но нормально, не налысо. Если с такой прической приехать домой, то никто не понял бы, что ты с фронта.

 — Офицеры следили за внешним видом солдат? Наказания за это были?

 — Да. Я очень от этого пострадал. Однажды русские выгнали нас из тех дыр, которые мы занимали. Все перепуталось, где свои, где русские. Я пришел на какой-то хутор. Оружия у меня уже не было. Там раньше стояла немецкая часть, а потом вошли русские, и мне два дня пришлось прятаться в навозной яме. Потом немцы выбили русских, и я смог оттуда выбраться. Встретил немцев и пошел искать мою часть. Нашел. Там я уже числился пропавшим без вести. Доложился моему лейтенанту. Как я уже говорил, он меня не любил. Он на меня посмотрел и спросил: «Где ваша кепка?» Где?! В русском навозе утонула! Где! Он на меня посмотрел: «Я вас наказываю, будете чистить конюшню». Я пошел чистить конюшню, а тут, слава богу, объявили тревогу. Я бросил чистить конюшню и побежал на обший сбор. Потом лейтенант меня спрашивает: «Что я вам приказывал?» — «Вы мне много чего приказывали». — «Еще поговорим». Потом мы пару дней стояли на речке, отмывались, приводили себя в порядок, хотя река была еще частично замерзшей. В какой-то момент возник мой ротный: «Вы на фронте отказались выполнить приказ!» Наорал на меня. Я сказал: «Ну поори, поори, мы будем еще на фронте». Он исчез. Вскоре я был ранен, потом был в резервной части и оттуда направлен на офицерские курсы. На курсах мой командир меня вызвал, сказал, что из резервной части получили донесение, что я на фронте отказался выполнять приказ командира. Невыполнение приказа на фронте обычно означало расстрел. Я сказал, что не знаю, о чем речь, но тут сообразил, что речь идет об этой истории с моим ротным. Я рассказал эту историю. Командир спросил, не возражаю ли я, что мой ротный будет допрошен по моему делу. Я сказал, разумеется. Через пару недель он мне сказал, что мой ротный написал, что он особо не помнит, в чем было дело, потому что он ведет тяжелые бои и у него сейчас другие проблемы. Командир сказал, что надо завести дело, которое будет тянуться неизвестно сколько, да к тому же, как известно, начальник всегда прав. Поэтому лучше он посадит меня в казарму на трое суток под домашний арест и отчитается о моем наказании. Я сказал, три дня отпуска — это прекрасно. На курсах были юноши, им еще 18 не было, их еще как солдат и не рассматривали, довольствие у них было хуже нашего, а я получал еду из своей части, да мне еще офицеры что-то собрали, сигареты, сладкое — я там жил, как король! Они мне завидовали. Я еще делился с охраной продуктами и сигаретами. Прекрасно было. На этом дело кончилось.

 — У вас есть награды за войну?

 — Знак за ранения в серебре за два ранения, хотя был ранен три раза. Железный крест второй степени и Железный крест первой степени, две нашивки «Танк голыми руками» за два подбитых лично танка.

 — В Демянском котле были части вермахта и Ваффен СС. Как складывались взаимоотношения между ними?

 — На фронте мы не знали, кто наш сосед и что происходит вокруг. В России я Ваффен СС не встречал. Между вермахтом и СС никакой вражды не было. Более того, СС считались очень хорошими солдатами.

 — Что воздействовало тяжелее, природные условия или противник?

 — Конечно, солдаты противника. Что касается природных условий, то болота с оборонительной точки зрения нам очень помогали — русские не могли там наступать, где они хотели.

 — Что такое хороший солдат?

 — Я бы сказал, что хороший солдат — это тот, у кого хороший начальник.

 — Второй вопрос должен был быть, что такое хороший командир?

 — Хороший командир — это тот, который получил хорошее профессиональное образование, позволяющее ему защитить своих подчиненных.

 — Во время войны русские солдаты говорили: вот кончится война, и я буду… Что говорили немецкие солдаты?

 — Только не военным. Все что угодно, только не военным.

 — Как вы видели окончание войны?

 — Я думал, что вообще все будет по-другому. Понимаете,

для нас это не была шести-семилетняя война, которая началась в 1939 году. Для нас это была тридцатилетняя война, которая началась в 1914 году. Война, которая началась в 1914 году, была взрывом, при котором образовались все эти Польши, Чехии, Югославии и т. д., которых тогда не существовало, они принадлежали России, кайзеровской Германии и Австрии. Война началась с того, что убили представителя австрийского кайзера, и Германия была обязана оказать помощь. Но всегда Франция, Англия и Америка превращали эти относительно маленькие конфликты в мировые войны. Вторая мировая война была превращена в мировую войну Францией, Англией и Америкой. Это они нам объявили войну, а не мы им. В целом Америка думает только об экономике. Остальные страны слишком глупые, чтобы это осознать. Я мечтаю (в сегодняшней Германии это невозможно, в другой Германии) о том, что Россия вернула бы Германии Восточную Пруссию. При поддержке русских, которые сделают Польшу опять маленькой, Восточная Пруссия была бы опять немецкой. Это моя мечта.

 — Когда вы поняли, что война проиграна?

 — Мой отец был журналистом. Он всегда не боялся высказывать собственное мнение, и в начале 30-х годов, когда все стало национал-социалистическим, он попал под подозрение, что он против нацистов. После войны мы узнали, что моего отца должны были отправить в концентрационный лагерь, но у него был друг, который помог оттянуть отправку. Когда началась война, мой отец сразу ушел в армию, потому что с солдатом они ничего не могли сделать. Мне еще не было 18 лет, когда я решил пойти добровольцем, поэтому нужно было получить письменное разрешение от отца. Во время своего первого отпуска с фронта, это было, вероятно, в 1940 году, он со своей частью ехал из Польши в Италию и по дороге заехал домой всего на одну ночь вместе со своим командиром. Этот командир, майор, был в курсе, что я, идиот, хочу стать солдатом. Он мне сказал: «Слушай, я был такой же молодой, как ты, и я был такой же тупой, как ты. Пойми, война уже закончилась, она уже проиграна». Я не поверил. «Вот Россия — а Россия на моей школьной карте занимала полкарты. Они хотят на нас напасть. Русские превращены в рабов большевиками, они будут за нас». — «Эго все неправда». С этого момента я в целом знал, что войну мы не выиграем, но еще этому не верил. Потом, в России, поверил.

 — Как и к кому вы попали в плен?

 — Я попал в плен к американцам в центральной Германии в районе Тогнгау?.. Цорнгау?.. в апреле 1945 года. Сначала нас везли на запад на автомобилях, потом на поезде в открытом сверху товарном вагоне. Я хотел сбежать по дороге, взобрался на верх вагона, посмотрел, а там сидит охранник. Он меня заметил и начал ругаться. Нас привезли в Майнц на Рейне. На вокзале наш локомотив взорвался, а нового не подали. Так мы простояли до ночи. Когда стемнело, американцы стали освещать вагоны прожекторами. Я выбрал момент, когда меня не было видно, вскарабкался наверх и выпрыгнул из вагона. Приземлился прямо в воронку с водой. Кое-как выбрался с вокзала. Среди разрушенных бомбежкой домов заметил один целый. Было непонятно, есть там американцы или нет. Я лег в развалинах и стал наблюдать. Американцев вроде не было. Вскоре туда пришли две женщины, я еще подождал и постучался в дом. Сказал: «Не пугайтесь, я немецкий солдат». Они сказали, что дом часто проверяют американцы, и посоветовали спрятаться на чердаке. Утром я спустился. Мне дали поесть, переодели в іражданское.

Я решил идти к знакомым крестьянам, которые жили недалеко на другой стороне Рейна. Познакомился я с ними еще до войны. Мне было 16 лет, когда мы всем классом поехали на велосипедах из Бреслау в Берлин. В Берлине мы хотели увидеть Геббельса и послушать его выступление. Потом мы на поезде поехали в Кобленц, а оттуда вверх по Мозелю, по направлению к Франции. Потом мы поехали в Нае (Nahe) и вернулись в Висбаден. Мы шли по Висбадену и удивлялись, почему на улицах темно и никого нет. Нас остановил полицейский, спросил, что мы делаем. Мы сказали, что возвращаемся домой. Он сказал, что мы сумасшедшие, сегодня началась война с Францией. Нас отвели на крестьянский двор, где мы прожили несколько денй. Вот к этим крестьянам я и решил податься.

Женщины мне сказали, что на окраине Майнца есть переправа через Рейн, но надо быть осторожным — там патрулируют американские катера. Когда я подходил к реке, меня остановил патруль. Я немного говорил по-английски — в школе учил, попытался им что-то сказать, они посмеялись над моим английским и отпустили меня. Я спустился к Рейну, там стояли лодки. Я подошел к одной лодке, попросил перевезти на другую сторону. Мне сказали, что не могут, у них были какие-то дела, но сказали, чтобы я шел к соседнему кораблю и там сказал, что я от них, и попросил перевезти меня. Я пошел. На втором корабле капитаном был прожженный тип, который потребовал не только денег за перевоз, но и пригрозил, что в случае если я ему не заплачу, то он сдаст меня американцам. Я вернулся обратно, рассказал эту историю. Они сказали: «Он такое сказал? Придут обратно немцы, он свое получит». Все-таки я нашел лодку, переправился на другую сторону Рейна.