Я думал о том, как прекрасно все первое!

Хармс Даниил Иванович

ОНА (задорно): Ну что ж, я согласна!

Я: Тогда идемте.

Мы заходим в магазин, и я покупаю пол-литра водки. Больше у меня нет денег, какая-то только мелочь. Мы все время говорим о разных вещах, и вдруг я вспоминаю, что у меня в комнате, на полу, лежит мертвая старуха.

Я оглядываюсь на мою новую знакомую: она стоит у прилавка и рассматривает банки с вареньем. Я осторожно пробираюсь к двери и выхожу из магазина. Как раз, против магазина, останавливается трамвай. Я вскакиваю в трамвай, даже не посмотрев

на его номер. На Михайловской улице я вылезаю и иду к Сакердону Михайловичу. У меня в руках бутылка с водкой, сардельки и хлеб.

Сакердон Михайлович сам открыл мне двери. Он был в халате, накинутом на голое тело, в русских сапогах с отрезанными голенищами и в меховой с наушниками шапке, но наушники были подняты и завязаны на макушке бантом.

– Очень рад, - сказал Сакердон Михайлович, увидя меня.

– Я не оторвал вас от работы?
– спросил я.

– Нет, нет, - сказал Сакердон Михайлович.
– Я ничего не делал, а просто сидел на полу.

– Видите ли, - сказал я Сакердону Михайловичу.
– Я к вам пришел с водкой и закуской. Если вы ничего не имеете против, давайте выпьем.

– Очень хорошо, - сказал Сакердон Михайлович.
– Вы входите.

Мы прошли в его комнату. Я откупорил бутылку с водкой, а Сакердон Михайлович поставил на стол две рюмки и тарелку с вареным мясом.

– Тут у меня сардельки, - сказал я.
– Так, как мы их будем есть: сырыми, или будем варить?

– Мы их поставим варить, - сказал Сакердон Михайлович, - а сами будем пить водку под вареное мясо. Оно из супа, превосходное вареное мясо!

Сакердон Михайлович поставил на керосинку кастрюльку, и мы сели пить водку.

– Водку пить полезно, - говорил Сакердон Михайдович, наполняя рюмки.
– Мечников писал, что водка полезнее хлеба, а хлеб - это только солома, которая гниет в наших желудках.

– Ваше здоровие!
– сказал я, чокаясь с Сакердоном Михайдовичем.

Мы выпили и закусили холодным мясом.

– Вкусно, - сказал Сакердон Михайдович.

Но в это мгновение в комнате что-то щелкнуло.

– Что это?
– спросил я.

Мы сидели молча и прислушивались. Вдруг щелкнуло еще раз. Сакердон Михайлович вскочил со стула и, подбежав к окну, сорвал занавеску.

– Что вы делаете?
– крикнул я.

Но Сакердон Михайлович, не отвечая мне, кинулся к керосинке, схватил занавеской кастрюльку и поставил ее на пол.

– Черт побери!
– сказал Сакердон Михайлович. Я забыл в кастрюльку налить воды, а кастрюлька эмалированная, и теперь эмаль отскочила.

– Все понятно, - сказал я, кивая головой.

Мы сели опять за стол.

– Черт с ними, - сказал Сакердон Михайлович, мы будем есть сардельки сырыми.

– Я страшно есть хочу, - сказал я.

– Кушайте, - сказал Сакердон Михайлович, пододвигая мне сардельки.

– Ведь я последний раз ел вчера, с вами в подвальчике, и с тех пор ничего еще не ел, сказал я.

– Да, да, да, - сказал Сакердон Михайлович.

– Я все время писал, - сказал я.

– Черт побери!
– утрированно вскричал Сакердон Михайлович.
– Приятно видеть перед собой гения.

– Еще бы!
– сказал я.

– Много поди наваляли?
– спросил Сакердон Михайлович.

– Да, - сказал я.
– Исписал пропасть бумаги.

– За гения наших дней, - сказал Сакердон Михайлович, поднимая рюмки.

Мы выпили. Сакердон Михайлович ел вареное мясо, а я - сардельки. Съев четыре сардельки, я закурил трубку и сказал:

– Вы знаете, я ведь к вам пришел, спасаяь от преследования.

– Кто же вас преследовал?
– спросил Сакердон Михайлович.

– Дама, - сказал я.

Но так как Сакердон Михайлович ничего меня не спросил, а только молча налил в рюмки водку, то я продолжал:

– Я с ней познакомился в булочной и сразу влюбился.

– Хороша?
– спросил Сакердон Михайлович.

– Да, - сказал я, - в моем вкусе.

Мы выпили, и я продолжал:

– Она согласилась идти ко мне и пить водку. Мы зашли в магазин, но из магазина мне пришлось потихоньку удрать.

– Не хватило денег?
– спросил Сакердон Михайлович.

– Нет, денег хватило в обрез, - сказал я, - но я вспомнил, что не могу пустить ее в свою комнату.

– Что же, у вас в комнате была другая дама? спросил Сакердон Михайлович.

– Да, если хотите, у меня в комнате находится другая дама, - сказал я, улыбаясь.
– Теперь я никого в свою комнату не могу пустить.

– Женитесь. Будете приглашать меня к обеду, сказал Сакердон Михайлович.

– Нет, - сказал я, фыркая от смеха. На этой даме я не женюсь.

– Ну тогда женитесь на той, которая из булочной, - сказал Сакердон Михайлович.

– Да что вы все хотите меня женить?
– Сакердон Михайлович я.

– А что же?
– сказал Сакердон Михайлович, наполняя рюмки.
– За ваши успехи!

Мы выпили. Видно, водка начала оказывать на нас свое действие. Сакердон Михайлович снял свою меховую с наушниками шапку и швырнул ее на кровать. Я встал и прошелся по комнате, ощущая уже некоторое головокружение.

– Как вы относитесь к покойникам?
– спросил я Сакердона Михайловича.

– Совершенно отрицательно, - сказал Сакердон Михайлович.
– Я их боюсь.

– Да, я тоже терпеть не могу покойников, сказал я.
– Подвернись мне покойник, и не будь он мне родственником, я бы, должно быть, пнул бы его ногой.

– Не надо лягать мертвецов, - сказал Сакердон Михайлович.

– А я бы пнул его сапогом прямо в морду. Терпеть не могу покойников и детей.

– Да, дети - гадость, - согласился Сакердон Михайлович.