Я, два вампира и дракон
Шрифт:
Дитрих снова не ответил.
Рассказывать, в общем-то, было нечего. Он жил простой жизнью — следовал вере, привитой в детстве набожными родителями, исполнял приказы. Ему сказали, что нечисть — зло, и Дитрих всем сердцем в это поверил. Своя собственная история для этого не требовалась, хватало чужих. Историй Жана, Майка, сестру которого свела на тот свет колдунья, историй других парней, чьи родственники так или иначе пострадали от колдовства. Доказательств, что нечисть пора стереть с лица земли, всегда было достаточно. Во всяком случае, пока он не заглянул в душу одного из нелюдей и сам не присоединился
Когда первая ярость из-за насильственного обращения в вампира прошла, встал вопрос, что делать со всем этим дальше.
Бог, на которого Дитрих всегда полагался, привычно молчал в ответ. Он не желал ни подтверждать, ни опровергать то, что действительно хотел резни в Кастелло-делла-Серените, и немец чувствовал, что больше не имеет права говорить: «Так хочет Бог».
Иерархическая верхушка ордена избегала встреч. Сегодня испарилась последняя надежда на то, что они смилостивятся и примут его обратно, потому что он, черт возьми, остается прекрасным бойцом.
И тут, в душном, пыльном переулке Рима, до Дитриха наконец дошло, что его всю жизнь банально использовали, а как только что-то пошло не так, выбросили. Теперь его ненавидели все — и инквизиция, ради которой он с охотой превратился в чудовище, и нечисть, в нечестивости которой его с недавнего времени посещали сомнения, а впереди заслуженно ждал ад.
Идея самоубийства манила Дитриха с первых же дней после заражения вампиризмом. Возможность легко и быстро избавить мир от нового упыря, а себя — от мучений выглядела весьма соблазнительной. Если, конечно, не считать верного попадания в ад, которое Дитрих предпочел бы отсрочить. Но сейчас, глядя на Жана, он вдруг понял, что есть и второй путь.
Найти новую цель. Такую, за которую не будет стыдно и не придется думать, а правда ли того хочет Бог.
— Что тебе в ордене говорили по поводу выслеживания тварей, которые убили мать? — спросил Дитрих.
— Что у них нет возможности этим заниматься, есть более важные проблемы. А что?
Дитрих сплюнул. Ну да, отвоевывать замок возможность есть, а найти убийц — нет. Тем ли вообще все это время занималась инквизиция? Чем дольше немец об этом думал, тем больше у него появлялось вопросов к верховному инквизитору. Жаль, что их не задать. Пока что… А пока до него не добраться, можно заняться и другими делами.
— У меня теперь много свободного времени, вот что. Скоро я и без серебряных пуль стану проблемным противником для вампиров.
— Но они же… — неуверенно начал Жан.
— Что — мои сородичи? Наверное, ты прав: не все вампиры — дерьмо. Но некоторые из них точно. Или ты не хочешь разобраться в том, что произошло с матерью?
— Хочу. Когда выезжаем?
— Нет, Жан. Так не пойдет. Я не для того тебя вытаскивал из рук вампира, чтобы самому же тебя и угробить.
Мальчишка прищурился.
— Прости, брат Дитрих, ты за несколько дней выучил французский? Или ты хорошо знаешь задворки Парижа?
— Нет, — признался он.
— Тогда в одиночку ты не справишься, — молодой инквизитор снова позвенел ключами от съемного жилья. — Давай, решайся. Я не буду тормозить с отъездом, билеты можно купить хоть на завтра.
Дитрих колебался, глядя на ключи. Ему действительно негде было переночевать. Вернее, передневать — ночь больше не приносила
С другой стороны, если кто-то и мог напоминать ему о том, что значит быть человеком, то только Жан.
— Ладно, — Дитрих подхватил ключи. — Но ты должен запомнить: я тебе не отец, не брат и не друг, а вампир. Поэтому ты сейчас вернешься в штаб, возьмешь у Майка противовампирский набор и будешь все время носить его с собой, пока я рядом. Понял?
— Понял! — Жан просиял. — Скоро вернусь.
В переулке только замелькали подошвы кед. Проводив мальчишку взглядом, Дитрих вздохнул.
Ребенок. Как есть ребенок. Но без него у Дитриха не было ни единого шанса вернуться — хотя бы метафорически — к человеческому облику из того демона, которым он стал в инквизиции.
А он уже решил, что пора начинать новую жизнь.
Глава 38. Вместо эпилога
Прошло почти три недели с атаки Ордена колесничих. Жаркое итальянское лето вошло в полную силу, а жизнь — в колею.
Я быстро привыкла к чудному народцу Кастелло-делла-Серениты, который гордо именовал себя высшими, а они после разоблачения Терезы и победы над инквизицией охотно приняли меня. Новый совет общины этому старательно способствовал.
Лоренцо, осознав, как легко Тереза использовала его в своих целях, оставил пост главы и предложил его Раду. Кандидатура была одобрена единогласно. Воздержалась только Сибилла, которая с недавнего времени ворчала на всех вампиров без исключения. Передав власть, Лоренцо удалился коллекционировать предметы старины и заниматься виноградниками.
Место Терезы заняла Сибилла. Тут ведьмы долго спорили между собой, устраивали какие-то состязания внутри ковена, но предсказательница оставила всех далеко позади. Она поручила заботу о магазинчике лепрекону Джо и с увлечением занялась новыми обязанностями, тем не менее ни разу не пропустив уроки со мной. Обучить меня ведьмовскому ремеслу Сибилла сочла делом чести и важным пунктом в обеспечении защиты для Серениты.
Еще она показала мне, как варить по-настоящему живительное какао. Да и вообще, кажется, мы с ней стали хорошими подругами.
Беатриче, которая раньше все решения оставляла на Терезу и Лоренцо, стала серьезнее относиться к своей должности. Легкомысленность горной нимфы никуда не исчезла, но теперь она хотя бы внимательно следила за происходящим, чтобы не подпустить больше инквизиторов к своему дому.
Джеронимо клялся и божился, что он мне не соперник и никогда не желал им быть. Мы выяснили, что Дитрих действительно удерживал его силой. Я бы поверила и без доказательств — человек, рвущийся стать хозяином замка, не стал бы предупреждать меня о нападении, выцарапывая слова на барьерах Серениты. И все-таки я не успокоилась, пока он не подписал все отказы. После этого Джеронимо вернулся к себе домой, попросив защиты на тот случай, если за ним снова придет инквизиция. Поскольку жил он в Милане, за ним согласился приглядывать местный потусторонний народ.