Я ее любил, Я его любила
Шрифт:
– Ты сама не понимаешь, что говоришь. И знаешь это, правда? Знаешь, что несешь несусветную чушь? Он говорил со мной очень мягко.
– Если бы дело было только в интрижке, мы бы сейчас это не обсуждали, и ты это знаешь…
– Хлоя, не молчи.
– Второй такой идиотки на свете нет… Нет. Не спорьте хоть раз. Не спорьте, доставьте мне такое удовольствие.
– Я могу тебе кое в чем признаться? Учти, для меня это не просто.
– Валяйте, хуже мне все равно не станет…
– Думаю, это хорошо.
– Что - хорошо?
– То, что с тобой случилось…
– Хорошо, что я такая идиотка?
– Нет. Хорошо, что Адриан ушел. Полагаю, ты заслуживаешь лучшего… Большего, чем эта вымученная веселость… Тебе не к лицу подпиливать ногти в метро, рассеянно листая записную книжку… Хватит с тебя сериала о сквере Фирмен - Жедон… И того, во что вы оба превратились… То, что я сейчас говорю, оскорбительно, ведь так? И вообще, зачем я вмешиваюсь? Да, это оскорбительно. Тем хуже. Не могу больше притворяться, я тебя слишком люблю. По-моему, Адриан был не на высоте. Вот что я думаю…
Да, это оскорбительно, потому что он мой сын и я не должен был бы так о нем говорить… Знаю. Но я старый дурак, и мне плевать на приличия. Я говорю все это, потому что доверяю тебе… Ты… Ты заслуживала большего. И если бы в это самое мгновение ты была так же честна, как я, ты бы, конечно, обиделась - но все-таки призадумалась…
– Что вы несете?
– Ну вот. Обиделась…
– Что вы строите из себя психоаналитика?…
– Внутренний голос никогда не нашептывал тебе, что ты достойна большего?
– Нет.
– Нет?
– Нет.
– Ладно. Значит, я ошибся…
Он подался вперед, опершись руками о колени.
– А я вот полагаю, что тебе следовало бы в один прекрасный день подняться…
– Откуда подняться?
– Из подземелья.
– У вас обо всем свое мнение, да?
– Нет. Не обо всем. Но что это за работа - копаться в музейных подвалах, когда все знают, на что ты способна? Пустая трата времени. Чем ты, собственно говоря, занимаешься? Копируешь? Делаешь слепки? Рукодельничаешь. Милое дело! И сколько это будет продолжаться? До пенсии? Только не говори, что чувствуешь себя счастливой в этой крысиной дыре…
– Нет, нет! Что вы, конечно, я ничего подобного вам не кажу, - иронично ответила я.
– Будь я твоим возлюбленным, вытолкал бы тебя взашей на свет Божий. У тебя есть способности, и ты это знаешь. Исполни же свое предназначение. Употреби дар толком. Возьми на себя ответственность. Я бы поставил тебя лицом к миру и сказал: «Дело за тобой. Давай, Хлоя. Покажи, на что ты способна».
– А если я ничего не могу?
– Значит, у тебя будет возможность это выяснить. И прекрати кусать губы, видеть этого не могу.
– Почему вы все так хорошо понимаете про других и ничего - про себя?
– Я уже ответил на этот вопрос.
– В чем дело?
– По-моему, Марион плачет…
– Я не слышу…
– Тссс…
– Все в порядке, она заснула. Я натянула на себя плед.
– Пойти посмотреть?
– Нет, подождем немного.
– И чего же я, по-вашему, заслуживаю, господин Всезнайка?
– Ты заслуживаешь того, чтобы тебя оценили по заслугам.
– То есть?
– То есть обращались с тобой, как с принцессой. Принцессой Нового времени.
– Пфф… Ерунда.
– Согласен. Я готов болтать невесть что, лишь бы ты улыбнулась… Улыбнись мне, Хлоя.
– Вы псих. Он встал.
– Ага… Замечательно! Так-то лучше. Умнеешь на глазах… Да, я псих, и знаешь что еще? Я псих и хочу есть. Что можно съесть на десерт?
– Посмотрите в холодильнике. Можно доесть детские йогурты…
– Где?
– В самом низу.
– Маленькие розовые коробочки?
– Да.
– А ничего…
Он облизал ложку.
– Видели название?
– Нет.
– Так посмотрите, их как будто специально для вас делали.
– «Маленькие мошенники…» Смешно.
– Как насчет того, чтобы пойти спать?
– Пожалуй.
– Ты хочешь спать?
– Где уж тут уснуть со всеми этими разговорами? Мне все кажется, будто я кашу в котле мешаю…
– Я распутываю клубок, ты кашу в котле мешаешь. Какие занятные картинки…
– Вы - математик, а я - клуша.
– Клуша? Чушь, какая. Моя принцесса - клуша… Господи, сколько же глупостей ты наговорила за один вечер.
– Вам тяжело?
– Еще как.
– Почему?
– Не знаю. Возможно, потому, что говорю, что думаю. Не так часто это случается… Я уже не боюсь не понравиться.
– Даже мне?
– Ну, ты-то меня любишь, тут волноваться не о чем!
– Пьер… - Да?
Что случилось с Матильдой?
Он посмотрел на меня. Открыл и тут же закрыл рот. Скрестил ноги и через секунду изменил позу. Встал. Помешал угли в камине. Опустил голову и прошептал:
– Ничего. Ничего не случилось. Или почти ничего. У нас было так мало дней, так мало часов… Знаешь, и, правда, почти ничего.
– Вам не хочется об этом говорить?
– Не знаю.
– Вы больше никогда не виделись?
– Виделись. Один раз. Несколько лет назад. В садах Пале-Рояля…
– И что?
– А ничего.
– Как вы встретились?
– Знаешь… Если начну рассказывать, то нескоро закончу…
– Я ведь сказала, что не хочу спать.
Он принялся рассматривать рисунок Поля. Ему было трудно начать.
– Когда все это было?
– Это было… Впервые я увидел ее 8 июня 1978 года, около одиннадцати утра по местному гонконгскому времени. Мы находились на двадцать девятом этаже башни Хьятт, в кабинете господина Сингха - ему понадобились мои услуги, чтобы начать бурение где-то на Тайване. Чему ты улыбаешься?