Я хочу быть с тобой
Шрифт:
– Я ни с кем его не знакомил, – заплетающимся языком, но твёрдо ответил Саша, опять встряхнув головой. – Тем более с ведьмами.
– Слушай, Вершинин, хватит придуриваться. Скажи лучше, где она живёт?
– В лесу, наверное, – он вобрал в себя побольше воздуху и выдохнул Марине прямо в лицо, зная, что та не переносит водочного перегара.
Северцева поморщилась и отвернулась, но, к сожалению Вершинина, не ушла. .
– Я тебя серьёзно спрашиваю, – чуть не плача, сказала она, всматриваясь в пустынные глаза Саши. – Он сейчас у неё? Да? Ну что ты молчишь?
Вершинин
"Прости, – прошептал он, смахнув неожиданную слезу. – Прости".
Северцева плакала, уткнувшись в ладони, с этого момента она возненавидела ту нахальную девчонку, которая увела Лёню в февральский снегопад. Она плакала, размазывая слёзы по лицу, плакала от своего бессилия, плакала от невозможности что-то сделать.
А за окном была весна, тёплый майский вечер …
ГЛАВА 2
СЛАДКИЕ НАДЕЖДЫ
Завершился учебный год со своими радостями и огорчениями, незаметно подкрались суматошные дни школьных экзаменов. Солнце весело вальсировало, брызгая яркими лучами во все стороны, а тёплый мягкий ветер ласково трепал зелёные листья. Провода, словно бусы, были усыпаны воробьями. На чердаках предаваясь солнечному теплу, ворковали гордые голуби, лениво глядя по сторонам. Земля давно просохла от снега и первых дождей, прикрывшись пышным ковром зелени.
– Лён, сдал? – спросил Вершинин вышедшего из кабинета химии Бумилова.
– Пятак!
– Окей, – они ударили друг друга по поднятым вверх ладоням. – Ну, теперь я.
– Давай. Ни пуха.
– К чёрту.
Бумилов присел на подоконник подальше от зубрящих и толпящихся возле дверей кабинета одноклассников.
"Послезавтра последний экзамен, выпускной, и я свободен! Всю неделю посвящу Ольге, а потом сдам документы в институт и буду готовиться. О, как я её давно не видел!"
– Лёня, – услышал он голос неожиданно появившейся откуда-то Марины.
– Я бы хотела поговорить с тобой. Можно?
– Конечно, – пожал плечами Бумилов и пододвинулся, уступая ей место рядом с собой.
– Я давно хотела тебя спросить, – она засмеялась, нервно теребя школьный кружевной фартук. – Почему ты меня избегаешь, не заходишь? Неужели та баба, с которой познакомил тебя Вершинин, лучше меня?
Лёня молчал. Он давно ждал этого разговора, но старался его оттянуть как можно дальше, но теперь надо было решать, отступать нельзя. А просто уйти, значит убить её, а может и …
Бумилову вдруг стало не по себе, кого же он всё-таки любит? Рубашка внезапно прилипла к телу, а на лбу выступила испарина.
"О, боже! Помоги мне разобраться в моих чувствах. Помоги мне, прошу тебя!"
– Не молчи, Лёня! – Марина схватила его за руку и затрясла. – Неужели я больше ничего для тебя не значу? Я ведь не могу спокойно уснуть, всё время, думая, что ты и что с тобой. Я не находила себе места, когда ты исчез, ещё тогда, в мае. Я целый день переживала, ждала от тебя весточек. И сейчас я сижу дома, надеясь, что ты зайдешь. А ты? Ты даже не хочешь меня слушать?
Марина вдруг заплакала, уткнувшись лицом в ладони.
– Успокойся, – сам себе не отдавая отчёта, он притянул её к себе, ощутив, как она всем телом прильнула к нему.
"О, что мне делать? Она привела меня в трепет. Может, я схожу с ума? Где же тот, единственный путь? Где? Не могу же я просто оттолкнуть? Проклятье! Помогите же кто-нибудь!"
Бумилов рассеянно гладил её волосы, решая нелёгкую задачу.
– Марина, – решительно оторвав от своего плеча её голову и заглянув в заплаканное, покрывшееся красными пятнами лицо, сказал он. – Я не могу тебе всего объяснить. Пойми меня правильно. Я никогда никому не желал зла и ты прекрасно знаешь. Я должен во всём разобраться сам. Понимаешь, выйдя на перекресток, я не могу выбрать правильной дороги, боясь, как бы твёрдый грунт не оказался через несколько метров губительной трясиной. И я бы потом не простил бы себе, что обманул тебя и повел по ложному пути. Прости…
Он готов был разрыдаться, но, еле сдерживаясь, ощутил ноющую боль в сердце. О, как не хотелось с ней расставаться!
– Я пойду, – вдруг сказала Марина и старательно протёрла глазки своими маленькими кулачками. – Извини. Забудь, что я тебе говорила. Считай, что этого разговора никогда не было.
Она неожиданно поцеловала его и убежала. Бумилов застыл.
"Вернуть, вернуть надо. Что же это я? А это что?"
Он увидел у себя в руках тоненькую тетрадку.
"Рисунки. Это же её! Её рисунки! Она никогда и никому их не показывала … Это же я! Она рисовала меня! А здесь я с ней! Кажется, я точно схожу с ума!"
– Лён, чо загрустил? – Вершинин ясно улыбался, сверкая белоснежными зубами.
– Сдал? – глухо спросил Бумилов.
– Пятак!
– Молодчик, – они ударили друг друга по поднятым вверх ладоням.
– Пошли?
– Пошли.
Выйдя из школы, Лёня вдруг остановился.
– Саня, дай закурить.
– Ты же не куришь, – ещё более удивился тот, доставая раскрытую пачку.
– Уже курю, дай спичку. – Лёня глубоко затянулся и тут же закашлялся. На покрасневшем лице появились капельки слёз. Лён, что случилось? А ну глянь на меня, – Вершинин озабоченно взглянул на друга. – А ну, выкладывай! У тебя вон даже рука дрожит.
Бумилов взглянул на руку с зажатой сигаретой, она и вправду подрагивала.
– Да чо выкладывать-то, – Лёня опять закашлялся, – говорил я с Мариной.
– Вот оно что, – протянул Вершинин и с расстановкой добавил, – тогда всё понятно.
А в это время из окна третьего этажа за ними следили тоскливые глаза Марины. Заплаканное лицо, растрёпанные длинные волосы, спадающие на вздрагивающие плечи и голубые, небесного цвета глаза, наполненные прозрачными слезинками, никак не могли обезобразить милое и красивое лицо. Она страдала от любви, не в силах погасить свои чувства. У неё не было совсем никакой обиды на Лёню. Обида была на Вершинина и на ту девчонку, которая волей случая пересекла ей дорогу, разбивая любовь…