Я хочу быть тобой

Дюжева Маргарита

— Это я виновата, — давится слезами, — я. Мне так хотелось, чтобы она хоть чего-то достигла в этой жизни. Я постоянно в пример тебя ставила, хотела, чтобы она своими глаза увидела и поняла, что если стараться, учиться, работать, то можно много достичь. А когда Зоя перед отъездом сказала, что хочет и готова стать тобой, я радовалась, что она за ум взялась.

Я снова содрогаюсь, представляя как юная девчонка собирается в большой город с одной единственной целью — разрушить мою жизнь и забрать то, что она уже заранее считала своим. Она не сомневалась,

не мучалась приступами совести, не думала о том, что так нельзя. Для нее это было в порядке вещей.

Вспоминаю сияющие глаза, когда она, не скрываясь говорила, что хочет все, а я дура не понимала, о чем речь. Совала ей подарочки, водила по ресторанам, выгораживала перед матерью, своими руками подталкивая свою семью к краху. Не могу не думать о том, что если бы выперла ее из дома в первую неделю, то всего этого бы не произошло. А я сама! Лично! Привела ее за руку в свой дом, позволила ей, как пиявке присосаться к нам. Не подумала, не почувствовала, не поняла. Гладила по голове и хвалила, все больше убеждая во вседозволенности, в том, что маленькой сладкой Заиньке все всегда сойдет с рук.

Так больно, аж зубы сводит.

— Мил, может, можно как-то решить этот вопрос? — надрывно спрашивает сестра, — я заберу ее в деревню, и вы больше никогда про нее не услышите. Она будет тише воды, ниже травы. Поговори с Вадимом, попроси не давать его хоть делу. Умоляю.

— Прости, Нин, но нет.

— Мила…

— Нет, — повторяю жестко. Даже жестче чем того требует ситуация, — она разрушила все, что у меня было. Неоднократно пошла на преступление, и если бы ей удалось — то погубила бы моего ребенка. Ты не удержишь ее, а я не хочу жить, постоянно оглядываясь и вздрагивая от каждой тени. Отпустить ее сейчас — равносильно тому, что поставить в угол и погрозить пальцем. Она ни черта не поймет и при первой же возможности возьмется за старое. Так что я ни слова не скажу Вадиму. Прости.

Она плачет в трубку, и у меня сердце заходится от жалости, но это никак не влияет на мое решение. Я хочу, чтобы Зайка заплатила по полной, за каждый разрушенный кирпичик, за каждую мысль, что ей кто-то что-то должен, просто потому что она так хочет. Я хочу справедливого наказания. И безопасности.

***

После разговора чувствую себя больной, словно кто-то высосал из меня всю жизненную силу, но стоит только повесить трубку, как звонит Карпов.

— Мил, ты как?

— Терпимо.

— Тебя ждут в участке. Мы всю информацию дали, но нужны твои показания, как главного свидетеля.

— Приеду.

Мы с Алисой наскоро завтракаем, и она отвозит меня к участку.

— Точно не надо с тобой идти? — спрашивает, когда я уже готова выйти из машины.

— Я сама.

У меня внутри ширится мрачная решимость. Реветь уже не хочу, жалеть себя тоже. Прощать и давать слабину — тем более. Да, возможно я плохая тетка, которая ради родной сестры не может наступить на горло собственной гордости, но я собираюсь утопить Зайку. Сделать

все, чтобы она прочувствовала серьезность последствий и поняла, что никто не будет идти в нее на поводу, только потому что она девочка-зайка.

Я хочу увидеть мужа, но внутри меня встречает Карпов и сразу берет в оборот.

— Готова?

Сдержано киваю и не успеваю даже глазом моргнуть, как оказываюсь в кабинете у следователя. Дальше идет самый неприятный разговор в моей жизни, когда посторонние люди копаются в моем грязном белье и задают неприятные вопросы, но не прячусь и не пытаюсь обойти неприглядные моменты. Мне нечего стыдиться, разве что только собственной тупости и наивности. За них придется еще долго расплачиваться.

В свою очередь, мне тоже открываются неприятные подробности, до которых успели докопаться остальные. Мне даже показывают план, написанный Зайкиной рукой, в которой она хладнокровно, по пунктам описала то, что принадлежит мне, но должно перейти к ней.

— Могу я ее увидеть?

Не знаю, зачем мне это, но я хочу напоследок взглянуть в глаза свой племяннице.

Это не положено, но на помощь приходит Стеф, который параллельно с Карповым вел расследование по просьбе Вадима и тоже был в курсе нашей прекрасной истории. Он договаривается с кем-то из своих и мне разешают повидать Зайку.

Она сидит в камере предварительного заключения. Злая, растрёпанная, некрасивая и совершенно уверенная в том, что ее здесь держат незаконно.

— Пришла? — увидев меня, так резко подскакивает на ноги, что я малодушно радуюсь тому, что между нами решетка, — ты должна сказать, чтобы меня выпустили. Слышишь! Пусть немедленно выпустят меня из обезъянника! Я домой хочу, к маме!

Надо же, теперь она захотела к маме. Как мило…и как фальшиво. Голубые глаза испуганно бегают, и вся она — комок нервов, который вот-вот начнет искрить.

— Ты все еще надеешься, что после всего, что ты натворила, тебя отпустят?

— Да чего я натворила? Просто на нервах была после потери ребенка. Сорвалась, стресс словила. Никто же не пострадал.

Ее наглость беспредельна. Как и убежденность в том, что Зайке все можно, и Зайку нельзя ругать. Надо только гладить по головке и кормить сладкой морковкой.

— Не было ребенка, — холодно произношу я, — нашли клинику, в которую ты приходила. Не было проекта, ради которого ты якобы приехала. Не было аллергии…

Я перечисляю все ее вранье, и с каждым словом у нее на щеках все больше проступает алый румянец.

— Ты следила за мной?! Это вмешательство в частную жизнь. Я подам на тебя в суд.

— Зато была кража моей сумки, моих денег, моего телефона. И даже, — скупо улыбаюсь, — моих трусов.

— Заткнись, — визжит она.

— А еще была попытка накормить меня таблетками и спровоцировать выкидыш.

Наверное, я хотела увидеть хотя бы тень раскаяния, но ее не было. Ничего не было кроме злости и уже привычных обвинений в жадности и том, что бедняжку ущемляют.