«Я» и «МЫ». Взлеты и падения рыцаря искусства
Шрифт:
Она колотила, и ругалась, и впивалась ногтями в лицо Пата.
И тут со стороны моря послышались крики.
Четыре человека бежали к домику.
У берега стояла лодка, – видимо, в ней эти люди приехали.
Идея прокатиться на лодке пришла в голову Васькиному «предмету» – Лариске, Ларисе Безбородько.
В месткоме грузчиков номер пять Лариска служила учетчицей и сама была здорова, как грузчик.
С Васькой Деревенским у нее была любовь вот уже скоро год.
Все бы шло по-хорошему, но Лариска
Василий ее любил хорошо, и его тридцать два золотых зуба ей нравились, но нежности она от него не видела.
Даже цветы он ей иной раз притаскивал – правда, в ответ на ее упреки. Но то ли стесняясь этого как слабости, то ли по своей грубой натуре – не подносил их, как того ждала Ларискина душа, а совал их ей, как веник с базара.
В тот день у грузчиков почти не было работы. Пароход, которого ожидали, не пришел.
Ребята кантовались и зубоскалили.
Василий заглянул в окно конторы.
Лариса, скучая, сидела за столом и полировала ногти замшевой подушечкой.
Увидев Ваську, она томно потянулась и прошепелявила:
– Скучно, Вась… хочется чего-то красивого, а чего – не знаю…
Была у Ларисы вполне нормальная речь, а шепелявить она начинала, только когда нужно было изобразить негу.
– Пойдем в «Ампир», – предложил Вася, но Лариска наморщила нос, – ну на «Розиту» – новая кинокартина идет в «Бомонде»…
– Поедем, Вась, на лодке, далеко-далеко уплывем, на край света, до самой ночи.
– Идет. Сашку возьмем и Петра. Пусть гребут. А мы с тобой будем как Степан Разин с персиянкой.
– Да… еще в воду меня… – кокетливо шепелявила Лариска.
И экспедиция отправилась сразу же после закрытия конторы.
Набрали с собой и выпивки и закусок.
На веслах действительно сидели Петр и Александр – ближайшие Васькины кореши, а сам он, в позе Разина, развалился на корме, у ног Лариски.
Пели песни. И про Степана Разина, конечно, и про бублички, и модные в те годы «Кирпичики».
Лариса спела «Чайную розу».
…Не будите же вновь интереса.Не волнуйте утихшую боль.Если жизнь моя была только пьеса,Вы давно в ней закончили роль…Петро первый увидел тихую бухточку, где стояла на берегу развалюха – рыбацкий домик. Он предложил причалить и тут устроиться.
Причалили. Выгрузились. Лариска сказала:
– Мальчики, а что это там такое?… – и показала пальчиком в сторону домика.
Василий, а за ним ребята и Лариса пошли к домику, но, вдруг поняв, что там творится, бросились бегом.
Подбежали. Увидели лежащего на земле окровавленного Робку и бандитов,
– Бросай бритву, проститутка! – закричал Василий, кинувшись к Пату.
Этого грузчика, знаменитого силача, Пат, конечно, знал.
Он послушно отшвырнул бритву.
Через несколько минут Пат и Паташон лежали крепко связанные на земле, благо в рыбацком домике нашлась веревка.
Сашка остался сторожить их и Вику, которой тоже связали руки. Василий, Петро и Лариса волокли под руки теряющего сознание Робку.
Василий был голым до пояса – его модная рубашечка, разорванная на полосы, пошла на перевязку Робкиной головы.
Кровь сразу же промочила повязку и лилась на дно лодки.
Петро и Василий лихорадочно гребли, видя, как все бледнеет и бледнеет Робка.
Прошло два месяца.
Свинцовым стало море.
Пожелтели сады.
У подъезда больницы чернобородый, старорежимный еще дворник подметал опавшие листья и ругался:
– А ну, давай отсюда. Стал, подумаешь, генерал-губернатора встречать…
Шофер, к которому обращался дворник, подал свой «Австро-Даймлер» немного назад, и дворник стал свирепо сметать оставшиеся под машиной листья в железный совок.
Длинный, низкий «Австро-Даймлер» выпросил на этот случай товарищ Мазепов у своего дружка – начальника порта.
Выписывали из больницы Робку Бойцова.
То, что произошло с ним, взволновало весь город.
Судакова и Карапетяна судили и дали им по пяти лет.
Вика была оправдана, ибо Робка, давая показания приезжавшему в больницу следователю, утверждал, что она не имела никакого отношения к бандитам.
Не было дня в течение трех месяцев пребывания Робки в больнице, когда его не навестили бы друзья – грузчики или оркестранты оперного театра. А то и те и другие в один день.
Приносили угощения, книжки.
И вот – наступило время выписки.
Встречал Робку товарищ Мазепов и местком оперного театра в полном составе вместе с членом месткома товарищем Ткачом.
Встречал Вася Деревенский и еще пять грузчиков с ним.
Вышел с узелком в руках похудевший Робка с черной повязкой вокруг головы.
Робку обнимали, пожимали руку, а Ткач – Викин отец – шепнул «спасибо», – ведь Робка спас его дочь от тюрьмы.
И потекла по-прежнему жизнь в музыкантском доме.
Робка еще не ходил на работу, посиживал, читая у окна.
Он очень редко выходил из дому, когда нужно было сходить в лавочку – купить что-нибудь.
Вику он не встретил ни разу.
И вдруг – это было в воскресный день – Робка услыхал крики. Крики совсем не похожие на те, что частенько слышались во дворе, когда ссорились соседки или кто-нибудь являлся домой подшофе и ему попадало от рассерженной супруги.