Я иду искать
Шрифт:
Чувствую странную злость на кончиках пальцев и ничего такого не планирую, когда перегибаюсь через сиденье, чтобы разобраться с заевшим ремнем безопасности. Но инстинкты решают иначе, туша разумное и высвобождая изголодавшегося зверя.
Не думаю ни о чем. Ни о причинах, ни о последствиях. Снова откладываю непростой разговор, который назрел уже очень давно, и без промедления вгрызаюсь в приоткрытый манящий рот. Впитываю Лилины хриплые стоны и стремительно ломаю сопротивление, которого, в общем-то, нет.
Сминаю полупрозрачную ткань темно-синей блузки, скольжу по покрывающейся
Как два слетевших с катушек подростка, мы целуемся прямо в машине под фонарем, сталкиваемся языками и оставляем друг на друге метки-клейма-следы. Одежда жалобно трещит от наших неосторожных движений, желание течет бурным потоком по венам и дарит полузабытое постыдное наслаждение.
Хочу доказать, что Лиля принадлежит мне безраздельно. Выгравировать у нее это на шее, лопатках, ключице. Хоть она не моя и носит чужую фамилию. Не важно.
Прочерчиваю огненные борозды у нее на ребрах, дышу ей, захлебываюсь. И далеко не сразу прерываю приносящий наркотический кайф контакт, впадая в ступор от сиплого судорожного шепота.
— Не надо, Игнат. Остановись.
С расширившимися зрачками, спутанными волосами и пунцовыми щеками, она часто хватает воздух, как будто не может насытиться получаемой дозой кислорода и силится еще что-то сказать. Облизывает искусанные мной губы, дрожит и неловко открывает окно, впуская в салон вечернюю прохладу.
Пространство заполняет легкий теплый ветер и чувство безысходности, готовое мощным потоком обрушиться на нас и размазать.
— Нам не стоит…
Вытаскивает из себя базовый постулат, впитавшийся в подкорку, и зябко ежится, словно на улице зима и шпарит лютый мороз.
— А помнишь, кофе три в одном? На родительской кухне в пустом доме в пять утра?
Не знаю, зачем, но окунаю нас в общие воспоминания, ничуть не потускневшие за все это время. Прикипаю к маленькой родинке неправильной формы около острой ключицы, пока Лиля резко дергается и широко распахивает свои и без того огромные глазищи.
— Ты обещал, что мы всегда будем вместе и ты построишь мне дом…
Справляется с первым шоком от моих переворачивающих все вверх дном слов и даже тянет слабую улыбку. Дышит все еще рвано, все еще дрожит и не пытается притворяться, что застаревший незакрытый гештальт ни капли ее не трогает.
— А помнишь, жили так просто? Ругались-мирились. Соседей будили. Ночь напролет веселились. И заспанные мчали в аэропорт, чтобы взять билеты на первый рейс без разницы куда?
Ощутив Лилину слабину, я продолжаю выкладывать на стол запылившиеся козыри, которые берег для подобного момента. Снова перегибаюсь через сиденье, веду ладонью бережно по нежной щеке, замираю у губ и собираюсь сказать что-то поистине важное, что изменит наш нефартовый расклад, залатает кровоточащие раны, залечит царствующую под сердцем пустоту…
Не успеваю.
Дзы-ы-ынь. Заливается стандартной мелодией валяющийся где-то между креслами телефон, и в считанные секунды вышвыривает Аристову из нашего с ней блаженного вакуума.
— Возьми трубку. Тебе невеста звонит.
Перебросив волосы через плечо, холодно цедит Лиля, торопливо застегивает пуговицы своей блузки, кое-как справляется с джинсами и выскальзывает наружу, оставляя меня наедине с гнетущим раздражением и тихой тоской.
Угрюмо пялюсь в экран. В башке проносится сотня вариантов развития событий, начиная от банального игнора, заканчивая строгой отповедью. Только вот Левина не виновата в том, что у меня шарики за ролики заехали, случилось очередное помутнение рассудка и мир снова перевернулся вверх тормашками.
Так что я медленно, длинно выдыхаю и все-таки принимаю вызов, засовывая первый порыв как можно дальше.
— Да, Вик, в порядке все. Не части. Буду, да.
Чертыхнувшись, я борюсь с желанием заглушить двигатель и отправиться атаковать неприступную крепость имени Аристовой и после минуты промедления все-таки выруливаю с территории жилого комплекса. Двигаюсь максимально медленно, соблюдаю все правила дорожного движения, хоть ситуация этого и не требует, и, судя по всему, просто откладываю момент нашей с Левиной встречи.
Яркий свет фонарей заливает асфальтовое полотно, бликует в боковых зеркалах. Другие автомобили пролетают мимо на бешеной скорости и изредка сигналят, когда мое останавливающееся на положенном расстоянии от светофора транспортное средство мешает им совершить маневр.
Сейчас мне на это все глубоко наплевать. Скользя пальцами по оплетке руля и выжимая педаль тормоза, я прокручиваю приходящие на ум сценарии. Пожалуй, нужно взять паузу в отношениях с Викой до тех пор, пока я не разберусь в себе и том, что у нас с Лилей творится. Пусть живет у меня, если хочет, я найду где перекантоваться.
Обретя хрупкий внутренний баланс, я крепну в принятом решении и поднимаюсь на лифте с уже заготовленной речью, где фигурируют банальные «дело не в тебе», «я понимаю, что причиняю тебе боль, но так будет лучше для нас двоих» и «сейчас мне нужно направить энергию в другое русло». Эти отмазки стандартны и опробованы не одним поколением мужиков, только объективная реальность вносит в четкую схему свои коррективы.
— Привет, Игнат.
Викин голос звучит надтреснуто и хрипло, в прихожей царит полумрак, баночки и какие-то канцелярские принадлежности валяются на тумбочке в беспорядке. На зеркале лежит тонкий слой пыли, чего в моей не-холостяцкой квартире не случалось весьма давно, а несколько пар обуви громоздится в углу, образуя нелепую пирамиду.
И я заставляю себя внимательнее оценить окружающую обстановку и пристальнее вглядеться в прислонившуюся к дверному косяку девушку. Несмотря на темноту, замечаю приличных размеров фиолетовые круги у нее под глазами. Фиксирую влажное полотенце, притиснутое к виску.
— Ты заболела?
— Все… нормально. Просто голова немного гудит. Чай будешь?
Выговаривает также со скрипом, поправляя свободной рукой домашнюю фланелевую пижаму, и меньше всего напоминает идеальную красавицу-комсомолку-отличницу, к образу которой я так привык.