Я ищу тебя

Мэйджер Энн

– О, Джеймс, вы не понимаете. Он ничего мне не сделал!

– Ничего?!

– Я его люблю. – Неожиданно у нее опять полились слезы.

Джеймс прижал ее к себе, погладил по голове, успокаивая.

– У вас странная манера демонстрировать свою любовь.

– Но я действительно люблю его. Люблю больше всего на свете.

Дверь с грохотом распахнулась, и в зал ворвался Джордан, его лицо все еще горело от гнева. Два огромных шага – и он оказался рядом с ними, вырвал Джини из объятий утешающего ее Джеймса.

– Ты не уйдешь без объяснений! – прорычал

он.

– Джордан, – запинаясь, проговорила Джини, – я не думала, что ты захочешь меня опять видеть, после того как…

Он оборвал ее:

– Я тоже не думал.

– Джордан, я приняла решение и ухожу.

– И я принял решение, – буркнул он и, подхватив ее на руки, перекинул через правое плечо, будто мешок картошки.

– Отпусти меня! – завопила она. И забилась в его руках. Каблуки летали в воздухе, кулачки молотили его по спине, по плечам.

Несмотря на ее сопротивление, он зашагал к выходу.

– Джеймс, не позволяйте ему так поступать со мной! – кричала Джини.

– Доверьтесь моим братским чувствам, дорогая Джини. И поберегите мой плащ. Я шил его на заказ.

– Джеймс! – в ее возгласе слышалось негодование.

Едва Джордан вышел из зала, репортеры обступили его со всех сторон.

– Да помогите же кто-нибудь! – прошипела Джини.

Маленького роста толстяк схватил Джордана за руку.

– Нельзя так обращаться с ней, Джекс, независимо от того, кто вы такой.

– Убирайтесь!

– Я сказал, поставьте ее на землю.

– А я сказал, убирайтесь с дороги!

К счастью, несколько человек из охраны Джордана пришли ему на помощь: они отнесли Джини из здания аэропорта к ожидавшему их лимузину.

– Меня похищают! – продолжала кричать Джини, а в это время пять видеокамер спешили запечатлеть все подробности.

Джордан втащил ее в машину, и та рванулась в темноту со скоростью выпущенной пули.

– Куда ты меня везешь? – тихо, умоляющим тоном спросила Джини. Она оторвала голову от кожаной подушки сиденья и посмотрела на его четкий профиль, волосы, черные, как ночь, загорелую кожу на грубоватом лице, беспощадно сжатые губы. Волны ужаса затопили ее от такого жестокого обращения с ней.

Джордан смотрел в окно на пролетающие мимо огни, ничего не отвечая.

Проехав совсем немного, они остановились, и Джордан, стальной рукой обхватив ее запястье, вытащил Джини из машины. Его самолет стоял у взлетной полосы.

Грубо дернув Джини за руку, он заставил ее повернуться к нему лицом. На лбу у Джордана выступила испарина, сильное тело было напряжено от ярости, как натянутая струна.

– Если ты думаешь, что я с тобой куда-нибудь полечу, когда ты в таком состоянии… – начала она.

– Именно так и будет.

Что-то в ней сжалось от страшной ярости, бушевавшей в его глазах.

Он прижал ее к себе. Она попыталась сопротивляться, но безрезультатно. Как бы в наказание его губы обрушились на ее рот, заглушив возглас протеста. В этом грубом натиске Джини ощутила полное горечи желание и гнев на самого себя за это желание. Он как будто пытался вдавить ее хрупкое тело в свое: ее ноги прилипли к его мускулистым бедрам, а груди расплющились о его твердые мышцы.

Потом, так же неожиданно, Джордан оторвался от нее.

Губы Джини распухли и заболели, она поднесла руку, чтобы утишить боль. Сверкающий взгляд вонзился в ее лицо. Он наблюдал, как ее пальцы нерешительно касаются трепещущих губ.

Каждая клеточка ее тела кричала от острого осознания его присутствия, от воспоминания о его поцелуе.

Он обхватил ее лицо руками, но теперь пальцы его были нежнее, как будто даже в ярости он пожалел, что причинил ей боль.

– Ты ничего не выиграешь, если будешь воевать со мной, – прорычал Джордан.

Казалось, что-то в ней оборвалось. Она почувствовала силу его больших рук на своем маленьком лице, мощь возвышавшегося над ней тела.

Он прав, воевать с ним бессмысленно. Она склонила голову, как бы признавая свое поражение, и позволила отвести себя в самолет.

Только когда они уже выруливали на взлетную полосу, Джордан отпустил ее руку.

– Пристегни ремень, – скомандовал он мрачно.

Джини замешкалась, потирая руку, которую он так сильно сжимал, и тогда он сам перегнулся через ее кресло и пристегнул ее ремень.

– А что потом, Джордан? Насилие? – ее голос дрогнул, выдавая, что она только храбрится.

– Черт побери, Джини, не толкай меня на крайности. – Его пальцы безжалостно вцепились в хрупкие плечи. – Я чуть не убил тебя за то, что ты сделала сегодня вечером. Когда я увидел, как ты танцуешь с Джеймсом… Мне захотелось умереть. Мне нестерпимо даже представить тебя с другим мужчиной. Я пожалел, что когда-то встретил тебя, верил тебе и что вновь тебя нашел. – Он заглянул в испуганные глаза и наконец-то отпустил ее. – Но я никогда не смог бы причинить тебе боль.

– Если ты так ненавидишь меня, зачем же приехал за мной?

– Я никогда не говорил, что ненавижу тебя. Я ненавижу себя, потому что не могу презирать тебя так, как ты того заслуживаешь.

С этими словами он отвернулся от нее и пошел в кабину пилота.

Джини провела этот долгий, многочасовой перелет, молча страдая. Прошло несколько часов, прежде чем они приземлились и заправили самолет горючим. Все время, пока они были на земле, Джордан не сводил глаз с единственного выхода из самолета, а Джини смотрела сквозь стекло иллюминатора на огни и рабочих, сновавших возле их самолета, и тщетно пыталась рассчитать, где же они находятся.

Потом было еще много часов черной пустоты за окном. Она понятия не имела, куда ее везут и что Джордан собирается с ней сделать, когда они долетят.

Наконец она заснула беспокойным сном. А когда проснулась, то обнаружила, что ее укутали одеялом, а под голову подложили подушку. Самолет запрыгал на неровной посадочной полосе.

Джини сонно посмотрела в окно. Низкое серое небо, казалось, вот-вот опустится на покрытые бархатной зеленью холмы. Клочья тумана плавали над влажной землей и покрывали утесы на вершинах гор.