Я - истребитель-3
Шрифт:
— У вас есть переносные радиостанции? — спросил я Зверева.
— Две, — коротко ответил он.
— Приказ об атаке подадим ракетами. Две десантные партии идут к немецкой базе, одна штурмует залив. Нельзя оставлять немецкую базу без внимания, с этой стороны вы не правы, товарищ подполковник, — продолжил Лосев.
— Я летчик, а не пехотинец. Вам виднее капитан, но задача по освобождению советских граждан все равно остаётся приоритетной.
— Освободим, — уверенно кивнул Лосев.
— Японец мешать не будет? — спросил я.
— Гранатометы возьмем. У нас в арсенале их штук двадцать, хватит с лихвой.
— Какие еще гранатомёты? —
— Вы что, товарищ подполковник? — удивился капитан: — Их уже год как на фронтах используют. «Пантеры» и «тигры» горят за милую душу. Пехота на них чуть ли не молиться.
— Не слышал, как-то не до этого было, — пояснил я немного смущенно: — Кстати, что там с эскадрой Октябрьского?
— Идут на полном ходу. Ориентировочное время прибытия пять суток, — немедленно ответил командир «Разящего".
Когда совсем стемнело, и эсминец замер на якорной цепи, десант начал грузиться в лодки. Через двадцать минут сто тридцать моряков вооруженных ручными пулеметами, автоматами, гранатомётами и винтовками скрылись в ночи.
Операция, которую американцы впоследствии назовут как «Ночной шабаш» началась.
Остров в Тихом океане.
Секретная немецкая база. Карцер.
Духота тропического острова практически не ощущалась в подземных казематах. Было довольно прохладно, едва слышно монотонная капала вода. Сырость и безнадежность просто пропитывало это помещение.
На базе не было офицерского карцера, только солдатский. Именно там и сидел майор Грохтердт, обвинённый в не выполнении приказа непосредственного командира и за служебное не соответствие.
Как определил трибунал, состоявший из трех старших офицеров, больше просто не было, его вина была в том, что он отпустил угнанных самолет, что раскрывало место базирования базы. За одно только это его арестовали сразу при посадке. Оправдание в виде того, что он мог потерять все экспериментальные машины, выслушаны не были. Ему никто не верил, что за штурвалом угнанного у союзников гидроплана мог сидеть погибший Суворов. Если сам Фюрер сказал что Суворов погиб, то так это и было. И никак иначе.
Монотонный стук капель давил на нервы, мысли метались в голове. Вздохнув, майор лег на нары, и прикрыл глаза. Он был старым битым офицером и знал, что такие происшествия с кондачка не решаются, несмотря на то, что трибунал приговорил его к расстрелу.
В это время послышался звук поворачиваемого ключа и с пронзительным скрипом дверь карцера отворилась. Почти сразу внутрь заглянул один из охранников.
— Заходи, — приказал он кому-то.
Прищурив глаза, от бывшего из коридора яркого электрического света майор смог только рассмотреть незнакомый силуэт с костылем в руке. Судя по пинку, которым наградили нового сидельца, популярностью он среди немецких солдат не пользовался.
— Ублюдки, — хоть и невнятно, но майор смог распознать язык.
— Вы русский? — спросил он по-русски, как только дверь закрылась.
Борт лидера эскадренных миноносцев «Разящий». Полночь.
После организованной моряками баньки, вот ведь, везде с удобствами устроятся, я надел свою форму подполковника со всеми наградами и направился в кают-компанию. Судя по пустой палубе, шлюпки вернулись и вторая часть десанта уже ушла к острову.
Поправив мундир, я только порадовался, что
Лидер был довольно большой, экипаж за триста человек, так что нехватка матросов пока не сказалась. Остальные моряки несли вахту по второму варианту, то есть в полубоевой готовности. Готовые при первом же сигнале тревоги занять свои боевые места. Посты сигнальщиков были усилены. Десяток глаз наблюдали за морем.
— Самое тяжёлое в нашей службе — это ждать, — негромко сказал я, входя в кают-компанию.
Практически все офицеры, что не спали, находились здесь. Штурмана что-то высчитывали в ярко освещённом углу. Капитан «Разящего» и два командира БЧ задумчиво рассматривали мой рисунок, мысленно представляя, что сейчас делает десант.
Приметив в углу старую, можно сказать боевую гитару, я подошел и, подхватив ее, сделал перебор.
Подойдя к диванчику, присел и, откинувшись на спинку, взял первые аккорды. Думаю сейчас, как нельзя вовремя спеть что-нибудь весело-боевое чтобы развеять давящую атмосферу ожидания:
Я моряк, красивый сам собою, Мне от роду двадцать лет, Полюбил девицу всей душою, Без любви веселья нет. По морям, по волнам, Нынче здесь, завтра там. По морям, морям, морям, морям, эх, Нынче здесь, а завтра там. По морям, по волнам, Нынче здесь, завтра там, По морям, морям, морям, морям, эх, Нынче здесь, а завтра там… (Бутусов Вячеслав).С песней я угадал, хоть немного, но встряхнул офицеров. Дальше исполнил еще несколько песен с морским уклоном, под конец «Морячку» Газманова, которая пошла на ура.
Когда время было часа три в ночи, и вот-вот должен был наступить рассвет, раздался зуммер телефона. Под взглядами всех присутствующих Зайцев подошел к телефону, закрепленному на стене в железном корпусе и, снял трубку. Несколько секунд послушав, он скомандовал:
— Свисать всех наверх. Боевая тревога.
Повернувшись к нам, и уловив вопросительные взгляды, ответил:
— Вахтенный доложил, что сигнальщики засекли взлетающие ракеты и несколько трассеров. Похоже, бой начался. Все по местам. Как только рассветет, идем на самом малом вперед. Четыре шлюпки вернулись, две из них можно отправить на замеры глубины по маршруту движения. Рязанцев, займитесь этим.
Старпом кивнув, вышел из кают-компании. За ним быстро потянулись остальные офицеры. Через несколько секунд кроме меня в кают-компании остались только два безопасника, остальные ушли с десантом, и руководитель моей музыкальной группы Федор Зельц.