Я – меч, я – пламя!
Шрифт:
Криво улыбнувшись, капитан начал молча раздеваться. Оля аккуратно положила на снег застегнутый полушубок, сверху застегнутую гимнастерку, на гимнастерку исподнюю рубаху. Поправив все, достала пистолет, пальнула метров с шести в сторону лежащей на земле одежды.
– Дырки в одежде есть. Осталось тебе дырок наделать. Захвати двумя пальцами кожу на левом боку и тяни в сторону, чтобы я тебе чего-то важного не повредила. Не дергайся.
Быстро прицелившись, она сделала еще один выстрел, подошла, макнув пальцы в струящуюся из раны кровь, измазала исподнюю рубаху и гимнастерку возле дыр от выстрела.
– Степанов,
Быстрый бег успокаивал прыгающие мысли. «Не самый лучший вариант получился, но что есть, то есть. Победителей не судят. В конце концов, могли сразу, после моего сигнала, прислать пару волкодавов и его арестовать. Но видно, не все так просто… Люшков был у Ежова в любимчиках, косил врагов народа как заводной. Полгода не прошло, как он всех корейцев из Хабаровска выселил и Дерибаса в лагеря задвинул. Тот, говорят, кристальной честности человек, детей бы родных расстрелял, как Тарас Бульба, если бы узнал что-то про них. Но такие, конечно, никому в ножки кланяться не будут». – Поток ее сознания прервал неожиданный вопрос Степанова:
– Ты что ему на ухо сказала?
– O quam cito transit gloria mundi [16] , – с трудом сообразила Оля, вытаращившись на спину шедшего впереди.
– Надо запомнить, хорошо действует. А то верещат иногда, уши пухнут, – сказала спина.
Желания расспросить разговорившегося напарника у Оли не возникло.
Глава 8
С трудом открыв дверной замок коммуналки, Оля включила свет, поставила чемодан в угол и начала снимать полушубок. Конец ноября тридцать седьмого года выдался снежным, но сильных морозов еще не было. Тем не менее, сняв полушубок, она тут же надела его обратно. Грустно вздохнула, взяла ведро и совок, вышла во двор к своему сарайчику за углем. У нее имелась небольшая отдельная комната в восемнадцать квадратных метров. Стены – кирпичные и сплошные. Соседей было практически не слышно, но и тепло от их печей к ней не добиралось. Последний раз она топила печку три недели назад, вечером шестого ноября…
16
О, как скоро проходит мирская слава (лат.).
Седьмого было празднование двадцатой годовщины Великой Октябрьской революции. С утра Оля пошла на парад, накричалась до хрипоты вместе с другими трудящимися.
– Ура-а-а! – летало над площадью после каждого приветствия, звучавшего из мощных динамиков, развешанных на столбах. Потом включили музыку, и все начали кружиться в вальсе. Она полюбовалась немного танцующими парами. Стрельцову никто не приглашал, как обычно, количество девушек, желающих танцевать,
Ей открыла дверь худощавая русоволосая женщина лет сорока, излучающая доброту и покой. Большие серые глаза доброжелательно рассматривали Олю.
– Здравствуйте, Лидия Дмитриевна. Я – Татьяна Захарова. Артур Христианович уже вернулся?
– Здравствуйте, Таня. Нет еще, но должен вот-вот быть.
– Извините, я попозже зайду.
– Об этом не может быть и речи. Заходите. Мы с вами пока чаю попьем. Я как раз заварку кипятком залила. Согреемся.
– Я не замерзла, на улице не холодно.
– А то я не знаю, как там не холодно. Четверти часа не будет, как в дом зашла, и горло вы себе совсем сорвали, хрипите, сейчас я вам хлеба с маслом дам, сразу поможет.
Они сидели в большой комнате за столом, пили чай с вареньем. Лидия Дмитриевна рассказывала о детях, которые уже выросли, они убежали с утра на парад и сказали, что домой придут поздно, а может, даже утром. Придется им с Артуром вдвоем праздновать или идти в гости к Слуцким. Абрам Аронович накануне праздника вернулся из санатория – лечил сердце. Хвастался, что похудел на семь килограммов.
Зазвонил телефон.
– Артур, ну где ты? Мы тебя давно ждем. Таня? Да, пришла, уже давно. Мы с ней чай пьем. Сейчас позову. – Она повернулась к Оле. – Артур Христианович просит вас к телефону.
– Здравствуйте, Артур Христианович. С праздником!
– Спасибо, взаимно. Татьяна Ивановна, вы сегодня ничего подозрительного не заметили?
– Заметила. Парад, музыка, люди на площадях танцуют. А кроме этого – все нормально.
– Вы можете не кривляться? – С чувством юмора у начальства были явные проблемы. – За вами сейчас приедет машина. Дверь откроете только Степанову.
– За мной или за нами?
– За тобой. Дай Лиде трубку.
Выслушав мужа, Лидия Дмитриевна удивленно сказала:
– Велел ехать к Слуцким, сказал, скоро за мной Абрам заедет… что-то случилось… пойду собираться.
Минут через пятнадцать в дверь постучали.
Машина повезла их в направлении родной конторы. Оля ничего не спрашивала, по опыту понимала: то, что ей надо знать, Степанов расскажет сам, а вопросы задавать – себе дороже. Откуда-то она знала – нервные клетки не восстанавливаются. Наверное, в какой-то книге вычитала.
Артузов закрыл дверь кабинета. Он был немногословен.
– Убита одна из девушек, игравшая твою роль. Отравлена. Кроме нее убиты трое охранников. Один из них – отравитель. Начинается следствие, подключен НКВД. Придется работать вместе с ними, наших сил недостаточно. Расследование пока поручено мне…
– Что, все так плохо?
– Не надо меня перебивать, товарищ лейтенант!
– Извините…
– И постарайтесь в дальнейшем не задавать риторических вопросов. Вы не хуже меня знаете, как любит руководство такие новости. И еще в такой день! Вы со Степановым поживете здесь. Тебе запрещено покидать пределы здания. По управлению тоже не шатайся. Сиди в комнате и работай. Через несколько дней в составе комиссии вы отправитесь с проверкой в Минск. Теперь ложка меда в бочке с дегтем. – Артузов открыл дверь в коридор. – Товарищ Степанов, зайдите.