Я, Мона Лиза
Шрифт:
Лоренцо приглушенно охнул. Полициано и делла Стуффа схватили его за плечи и принялись подталкивать к высоким дверям ризницы.
— Не оставляйте Франческо! — просил он друзей. — Кто-нибудь, помогите Франческо. Он все еще жив, я знаю!
Он снова попытался повернуть назад, позвать брата, но на сей раз его доброжелатели не позволили ему даже на секунду замедлить шаг. В груди у Лоренцо возникла боль, причем такая нестерпимая, что ему показалось, будто сердце вот-вот разорвется.
Он нанес Джулиано рану. Причинил ему боль в самое тяжелое для брата время, а когда Джулиано
Ну, как теперь объяснить остальным, что он никогда бы не смог отказаться от Джулиано? Как объяснить, что он чувствовал ответственность за молодого человека, потерявшего отца очень рано и с тех пор считавшего Лоренцо своим наставником? Как он мог объяснить кому-либо то, что пообещал своему отцу, когда тот лежал на смертном одре? Всех ведь беспокоила только безопасность Лоренцо де Медичи, которого считали первым человеком во Флоренции, но они ошибались, все до одного.
Лоренцо затолкали за массивные двери ризницы, которые плотно захлопнулись после того, как кто-то выскочил обратно, чтобы принести раненого Нори.
Внутри, в душном помещении без окон, пахло жертвенным вином и пылью, осевшей на ризах священников. Лоренцо хватал каждого, кто оказывался рядом, за плечи, вглядывался в его лицо, всякий раз испытывая разочарование. Того, кто для него являлся самым важным человеком во Флоренции, здесь не было.
Он вспомнил об огромном ноже в руке Барончелли, о ярких пятнах крови на ноге и рубахе Франческо де Пацци. Эти картины подтолкнули его к дверям, которые он намеревался распахнуть, чтобы возобновить поиски брата. Но делла Стуффа угадал его намерения и мгновенно навалился всем телом на дверь. К нему присоединился старик Микелоццо, затем Антонио Ридольфо, и только под нажимом трех человек дверь оказалась надежно запертой. Лоренцо оттеснили в сторону. Лица его друзей были суровы, выражая то невысказанное, с чем Лоренцо не мог и не хотел смириться.
Он истерично заколотил по холодной резной латунной створке — да так, что кулаки заболели, а потом начали кровоточить. Анджело Полициано пытался перевязать кровоточащую рану на шее Лоренцо куском шерстяной ткани, оторванным от собственного плаща. Лоренцо все время отпихивал руку, но Полициано настаивал, и, в конце концов, рана была плотно перевязана.
Все это время Лоренцо не оставлял своих безумных попыток вырваться на волю.
— Мой брат! — пронзительно кричал он и продолжал метаться, не слушая уговоров друзей. — Я должен пойти и отыскать его! Мой брат! Где мой брат?..
Минутой раньше Джулиано изумленно взглянул на Барончелли, а тот занес огромный нож над головой, нацелив острие прямо в сердце младшего брата Медичи.
Все произошло так быстро, что Джулиано даже не успел испугаться. Он инстинктивно подался назад и наткнулся на чье-то туловище, которое мгновенно крепко к нему прижалось, не оставив сомнений, что это не случайное столкновение, а часть заговора. Джулиано краем глаза заметил человека в одежде кающегося грешника, а через секунду начал хватать ртом воздух, когда обжигающая холодом сталь вонзилась ему в спину чуть ниже ребер.
Рана оказалась серьезной. Джулиано попал в окружение убийц, смерть была совсем близко.
Эта мысль не так сильно его огорчила, как тот факт, что он угодил в ловушку и теперь не может предупредить Лоренцо. Он не сомневался, что брат падет следующей жертвой.
— Лоренцо, — только и успел произнести он, пока нож Барончелли, сверкнув сотней крошечных огоньков, отразившихся в его лезвии от алтарных свеч, двигался вниз. Но его призыв потонул в паническом бессмысленном возгласе Барончелли: «Получай, предатель!»
Удар ножа пришелся между верхней парой ребер. Послышался глухой хруст кости, затем последовал второй приступ боли, такой пронзительной, такой невыносимой, что Джулиано лишился способности дышать.
Гладко выбритое лицо Барончелли, нависшего над Джулиано, блестело от пота. Убийца сопел от усилия, высвобождая нож; лезвие вышло из раны со свистом. Джулиано попытался сделать вдох, снова позвать Лоренцо, но смог лишь прошептать его имя.
И в это мгновение, когда он уставился на нож, которым Барончелли готовился нанести еще один удар, Джулиано перенесся в другое место, в другое время: на берег реки Арно, в давнишний весенний день.
Он уже несколько раз успел позвать брата, но ответа не последовало; Лоренцо исчез под мутной водой. Глаза у Джулиано щипало. Не осталось сил, не осталось воздуха в легких, но он знал, что должен делать.
«Дорогой Боженька, — взмолился он с детской искренностью, — позволь мне спасти брата».
С неизвестно откуда взявшейся силой он оттолкнулся от убийцы в наряде кающегося грешника, заставив того оступиться и упасть, запутавшись в робе.
Теперь Джулиано обрел свободу. Пошатываясь, он двинулся прочь от убийц, но понимал, что их главная цель — Лоренцо.
Время замедлило свой бег, совсем как в тот день на берегу Арно. Джулиано усилием воли приказал себе сделать невозможное, помешать убийцам добраться до Лоренцо. Он понимал, что у него нет сил криком предупредить брата, зато он мог, по крайней мере, задержать убийц.
До него донесся голос Лоренцо:
— Джулиано! Брат, ответь мне!
Он не понимал, звучал ли голос под сводами собора или то было эхо из детства, когда одиннадцатилетний мальчик звал братишку на берегу реки. Он хотел крикнуть брату, чтобы тот бежал, но не смог. Попытавшись вдохнуть, поперхнулся теплой солоноватой жидкостью.
Барончелли собирался обойти его, но Джулиано намеренно преградил ему путь. Франческо де Пацци начал протискиваться мимо своего сообщника. Вид крови довел его до безумия; маленькие черные глазки метали молнии, тщедушное тельце тряслось от ненависти. Занеся над головой кинжал с длинным и тонким лезвием, почти как у стилета, он тоже попытался пройти мимо жертвы Барончелли, но Джулиано его не пустил.
Юноша открыл рот, из которого вырвался мучительный хрип, а ведь он хотел прокричать: «Вам никогда не добраться до моего брата. Я умру первым, но вы и пальцем не коснетесь Лоренцо».