Я найду тебя
Шрифт:
На несколько минут Даниэль поверил, что отец клиента Кэтрин найдет Мири. Такова была его мать, она могла любого заставить поверить во что угодно.
Глава 4. Прекрасная Флоренция
Во Флоренции ликовала весна. Сказочно-красивый старинный город плыл в душистом бело-розовом цветочном облаке. Прохладный, еще не нагревшийся ветерок шевелил листья деревьев, забирался под полосатые маркизы, обдувал сидящих на темных деревянных стульчиках местных стариков с чашечками неизменного эспрессо, колыхал оборки разноцветных зонтов, вкрадчиво залезал под потные футболки
По древним узким улицам бродили толпы приезжих, а между ними, ревя моторами, пролетали мотоциклы, отчаянно сигналя, проезжали машины и, тяжело кряхтя, протискивались автобусы.
Даниэль немедленно надел солнцезащитные очки. Последнее время у него появилась выматывающая привычка выискивать Мири в зале, среди слушателей. В первых рядах сидели девицы, которых музыканты из оркестра ехидно называли «все на продажу»: грудь, что не помещалась в декольте, стройные ноги, слегка прикрытые мини-юбками, кукольные личики с длинными ресницами и полными, обколотыми губами.
Раньше он не обращал на них внимания, никогда не рассматривал публику, это мешало концентрации. А теперь мельком пробегал взглядом по выставке красоты и раздражался, потому что ему приходилось искать Мири в следующих рядах, но так далеко он уже никого не видел.
Даниэль понимал, что Мирославы в зале нет , вернись она вдруг, то наверняка нашла бы его.
Он вел поиски и на улице. Высматривал Мири в толпе девушек. Сколько раз с испепеляющей надеждой цеплялся взглядом за хрупкую фигурку с копной русых волос. Иногда девушка была так похожа, что он начинал преследовать ее и, забежав вперед, смотрел в лицо. Но это оказывалась не Мири. Совсем другие глаза, брови, другие руки, все другое. Девушка обычно пугалась, но все же вытаскивала из уха наушник и вежливо спрашивала, чего ему надо. Даниэль говорил, что обознался, растягивал губы в дежурную улыбку и спешил убежать, замечая, как настороженность сменялась жгучим интересом. Некоторые из девушек пытались его вспомнить, но у них ничего не получалось, все же он не поп-кумир.
При матери он изо всех сил старался поисками не заниматься и просто бездумно смотрел по сторонам, пропуская весеннее великолепие города мимо сознания.
Но Кэтрин вдруг споткнулась и уцепилась за его локоть.
– Что случилось? – недовольно спросил Даниэль.
– Во Флоренции у меня всегда кружится голова и подкашиваются ноги, – пожаловалась мать. – Слишком много всего: великолепные палаццо, прекрасные памятники, старинные базилики – перебор, я немного устаю.
– Пойдем назад?
– Я хочу подняться на Piazzale Michelangelo12, – упрямо заявила мать.
– Это довольно далеко и высоко, – предупредил Даниэль. – Давай вызовем такси, а то ты устанешь и придешь к лестнице без сил.
– Ты считаешь меня старой развалиной? – обиделась Кэтрин.
– Развалиной не считаю, – пожал плечами Даниэль, – но думаю, что ты необъективно оцениваешь свои возможности.
Мать поджала губы и замолчала.
«Зря сказал, – подумал он, – теперь она непременно полезет по высоченной лестнице Рампа Поджи».
Как всегда неожиданно в створе узкой улочки появился громадный восьмигранный купол собора Санта-Мария-дель-Фьоре13. Они вышли на площадь Дуомо и замерли, сраженные красотой величественного сооружения. И Кэтрин, и Даниэль видели базилику не в первый раз, но не могли устоять перед ее совершенным великолепием и медленно обошли площадь по кругу. Собор опоясывала длинная очередь желающих попасть внутрь. Пестрая людская лента микроскопическими шажками продвигалась к заветному входу, разноязыко галдела, попивая минералку из маленьких бутылочек.
– Охота им полдня стоять на ногах, чтобы пятнадцать минут побродить в скучном темном зале, – буркнул Даниэль, ненавидящий очереди.
– Не в скучной темноте, а в священном благоговейном полумраке, – поправила Кэтрин и укорила его: – Ты брюзжишь как старый дед. Такой прекрасный волшебный город, а тебе все не так.
– В средневековье в этом прекрасном волшебном городе несколько раз свирепствовала чума, унося большую часть горожан. Древние улицы были завалены трупами, в роскошных палаццо бегали крысы. И никакая красота не помогла им.
– Чума косила всю Европу, – поежилась Кэтрин. – Как хорошо, что мы живем в мире с прививками и развитой медициной!
– А женщинам приходилось нелегко и в спокойное время. Рожали каждый год, а при малейшем подозрении на измену им отрезали волосы и предавали позору. А то и вовсе казнили, – не унимался Даниэль, мечтающий спрятаться в тихую прохладу своего номера в отеле «Савой».
Гомон толпы угнетал его, резал уши и отзывался адскими взрывами в голове. Он еле-еле сумел скрыть гримасу боли, но мать все равно заметила. Она внимательно посмотрела на него, но промолчала, и это радовало.
Мимо галереи Уффици, опутанной сложной очередью, разделенной на три потока, они вышли на набережную реки Арно и отправились по Понте Веккьо14 на противоположную сторону.
Кэтрин часто останавливалась возле многочисленных ювелирных лавок, рассматривала изделия из золота, сияющие в подсвеченных витринах. Она качала головой, уходила, но все же выбрала прелестные сережки, закрученные в спиральки. Демонстративно полезла в сумочку, но Даниэль остановил ее и оплатил покупку.
Пока мать шумно радовалась, он пытался справиться с дикой болью, спицей вонзившейся в сердце.
«Она взяла их с собой. Те серьги, что я ей купил. В ту страшную ночь Мирослава не забыла про подарок, забрала маленькую бархатную коробочку. Она несла ее в руке, а рядом шел этот громила, как его… вспомнил – Аргстон, и тащил на плече огромную лазерную пушку».
Ему стало трудно дышать. Любое воспоминание о тех ужасных часах вызывало спазм и сильную аритмию.
Не глядя на мать, Даниэль развернулся, ушел с моста, тяжело привалился к гранитовому ограждению набережной. Он жадно вдыхал отдающий тиной воздух, стараясь успокоить бешено частившее сердце.